— Я пока не знаю… Куда-нибудь. Подальше от города. Чтобы на новом месте никто не знал меня-прежнюю. Не хочу больше делать людям больно.
Долгое мгновение я раздумываю над этим предложением. Пусть Бату не человек, но ближе его у меня все равно никого нет. Дракон — единственное на всей земле существо, которое меня понимает.
Но смогу ли я все время прятаться, если останусь здесь? Брайр будет так близко — смогу ли я противостоять искушению вновь увидеть Рена? А город, дворец, фонтаны, розы? Я подставлю Бату под удар, а этого мне хочется меньше всего.
— Извини, я так не могу, — говорю я, и слезы наворачиваются на глаза. — Не могу остаться так близко к моему городу. Он будет звать меня каждый день, но возвращаться туда — значит подвергать опасности и себя, и тебя. Так нельзя. Если колдун снова меня найдет, он сотрет мою память, заставит забыть все, что я наделала… и тебя тоже. — Я вздыхаю. — Нет; мне надо убежать так далеко, как только крылья унесут.
Бату трогает мордой мое плечо.
Я чуть не до полуночи торчу в лесу за городом, играя в рискованные прятки с горожанами. Но вот луна оказывается достаточно высоко, и я перебираюсь через стену.
Мои ноги знают дорогу, и вскоре я уже стою в саду под окном у Рена. Мысли бегут и путаются. Меня привел сюда его запах — странно только, что Рен не прячется по углам, а спокойно спит у себя дома. Наверное, прятаться на виду у всех и впрямь надежнее всего.
Ну и к тому же все те, кто рвался его повесить, сейчас рыщут по лесу в поисках чудовища.
Я открываю окно и тихо пробираюсь внутрь. Лунный свет серебрит стены комнаты. Я достаю из ранца книгу сказок и кладу на столик у кровати. Из книги торчат засушенные розы, которые он дарил мне, когда принимал меня за другую. Не годится мне их хранить. Последнюю розу со своих кустов я кладу на подушку рядом с его головой и минуту стою неподвижно.
Больше я никогда не увижу Рена.
В душе что-то рвется, а я смотрю и смотрю ему в лицо, словно стараясь навсегда запечатлеть его в памяти.
Это лучший в мире мальчик, кудрявый, темноволосый, с теплыми карими глазами. И он меня ненавидит. И не зря.
Если бы я раньше поняла, что я — чудовище.
Надо уходить, но я не могу заставить себя пошевелиться. Он нужен мне, необходим, как дыхание или полет.
И он меня ненавидит.
Эта мысль причиняет мне боль, но я должна вспоминать его ненависть снова и снова, иначе у меня недостанет сил уйти. Умру прямо тут.
Он меня ненавидит. Если он проснется, они с родителями убьют меня.
Слова режут, словно ножи.
Наконец я могу сделать шаг. Еще один, последний взгляд — и я покидаю комнату.
Лес все еще горит, но, похоже, огонь пытаются тушить. Я приземляюсь на дорогу. Глаза щиплет, в горле першит от дыма. Увидят, как я лечу, — ну и пусть. Подумаешь! Рен и так все знает. Горожане меня боятся, но они уже побежали обратно в Брайр. Перепугаю разве что пару путников или детишек, ну так для этого меня Барнабас и создал.
Хуже всего мне становится при мысли о том, что я не сумела убить Барнабаса, хоть и знала, что он — чистое, беспримесное зло. Я не сумела убить колдуна и не сумела убить человека, которого считала своим настоящим отцом. Хотя именно этот человек и сделал меня убийцей.
Вот глупая!
Я иду к зеленым холмам и лесистым горам, что высятся за тем местом, которое я прежде звала домом. Я слышу, что кто-то приближается — скрипят по камушкам колеса, ржут лошади. Но мне все равно. Ранец — на спине между крыльев, плащ заткнут под ранец. Моя чудовищная сущность выставлена на всеобщее обозрение — пусть смотрят, ахают, презирают.
Голова взрывается острой болью.
