она еще во власти видений.
– Хен Мин. Твой старший братик. Ты узнаешь меня, маленькая?
Сил на ответ не хватило. Эра закрыла глаза и уснула прежде, чем успела прошептать:
– Оппа.
Сиделка сменила флакон в капельнице:
– Ей будет очень больно.
– Она выдержит. Моя едонсэн сильнее, чем кажется.
– Значит, ей на самом деле придется терпеть, – невозмутимо ответила сиделка, придвигая к себе низкий столик с перевязочным материалом.
– Не сейчас! – удержал ее Хен Мин. – Пусть поспит еще немного. Потом не сможет из-за боли.
– Полчаса, – взглянула на часы женщина. – Дольше нельзя – раны воспалятся.
– Хорошо, – покладисто кивнул Хен Мин, поднося к губам флейту.
Второй точно такой же тэгын лежал возле кровати, и мечущаяся во сне Эра то и дело натыкалась на него руками. Сжимала бамбук и… успокаивалась, словно прикосновение вливало в нее силы.
Щупальца с раскаленными жалами кружились вокруг, обдавая жаром. Присоски вибрировали, напоминая жадные рты. Эра пыталась увернуться, но тело не слушалось, раз за разом пропуская удары. Иглы впивались в тело, сводя с ума, но прогоняя из сознания остатки тумана. Почему-то в руках не оказалось логомов, но, что пугало еще больше – замолчала флейта. Эра прислушивалась, пропуская удар за ударом, но ответом была тишина. Наконец гибкое щупальце извернулось, оплетая плечи, ломая кости, выворачивая руки. Крик позволил вынырнуть из привычного кошмара и тут же погрузил в новый: перед глазами переплелись провода и прозрачные трубки с разноцветной жидкостью внутри.
– Тише! – знакомый голос заставил замереть.
– Ты? Так это был… не сон?
– Не сон, хотя ты и спала. Очень долго спала… – Хен Мин нежно погладил Эру по щеке.
– Где я? – Девушка попыталась повернуть голову, чтобы оглядеться.
Хен Мин не позволил:
– Не двигайся – тебе только что сделали перевязку.
– Где я? – запаниковала Эра.
– Да успокойся уже, малышка. Ты – дома.
Эра скосила глаза. Тонкая бумага, заменяющая стекла, рассеивала яркий свет. Он падал на небольшой столик с расписной шкатулкой. Чуть дальше прислонилась к стене шелковая ширма. Эра вздохнула – она думала, что никогда больше не увидит эту комнату.
– Как я сюда попала? Помню, Прорыв… и ты.
– Все верно. Был Прорыв. Тебя ранили. Теперь вот – лечим. Так что придется потерпеть, малышка. Эй, Эра, что с тобой?
– Я очень устала, оппа.
– Тогда отдохни.
– Ты не уйдешь?
– Я буду рядом. Всегда.
Во сне Эра поскуливала, как щенок, лишившийся матери, по щекам бежали слезы. Хен Мин осторожно вытирал их. Одной рукой было неудобно отжимать салфетку, но девушка никак не хотела отпускать его ладонь.
– Вы можете идти, – шепотом отпустил он сиделку. – Я побуду с ней.
– Вам тоже нужно отдохнуть.
– Ничего. Пока я ей нужен, я не уйду.
Вечером Хен Мин не стал зажигать ночник. Вместо электрического света в комнате затрепетал язычок свечи. Ароматические палочки, оставленные врачом, остались лежать на столе – Эра не выносила их запах. В отличие от Ириды. Сестры всегда спорили из-за этого. У Эры от запаха болела голова, а Ири не могла успокоиться без сандалового дыма.
Побеждала обычно Эра. Тогда ее сестра в слезах прибегала к Хен Мину. Он успокаивал ее и зажигал палочки в своей комнате, так что вскоре все его вещи пропитались их ароматом. Он так привык к запаху сандала, что чувствовал себя неуютно, когда он выветривался. А еще… Когда тлели палочки, память была более сговорчивой, выпуская на волю прошлое.
