– Да, конечно.
Эра долго смотрела на закрывшуюся за другом дверь, потом решительно сменила женский ханбок на тренировочную форму. Лучше пусть Хен Мин ругается, что она совсем себя не бережет, чем вот так… Видеть слезы в глазах названого брата было больно. Куда больнее, чем чувствовать, как впиваются в тело ядовитые иглы ктулху.
Пока одевалась, на глаза попалась длинная желтая шкатулка, расписанная цветами. Откинув крышку, Эра долго смотрела на бамбуковую флейту внутри. А потом решительно спрятала ее в дальний шкафчик комода – сейчас даже такая память о сестре причиняла муку. И убрала с глаз любимые логомы. Только сегодня, один-единственный раз, она позволит себе перестать быть Примой.
Тренировочный двор встретил гулом голосов, в котором смешались вскрики учеников и окрики наставников. Эра с удовольствием влилась в суету: сделала растяжку, размялась, кувыркнулась несколько раз. Жесткие плиты, которыми был вымощен двор, тут же указали на огрехи в технике. И Эра терпеливо начала исправлять ошибки.
Как в детстве. Она начинала тренировки на дорожках, засыпанных мелким песком. Но как только тело начало слушаться, Мастер привел ученицу во двор и заставил повторять все на голых камнях. Как тогда болело ушибленное тело! Руки и ноги не поднимались, ссадины на локтях и коленях не успевали заживать… но с каждым разом становилось все легче и легче. Кувырки, прыжки, перекаты… Когда Эре стало все равно, на какой поверхности заниматься, она познакомилась с гибким хлыстом. Он змеей извивался в руках Учителя, не позволяя расслабиться ни на миг. Так, помимо тела, тренировался мозг: попробовать угадать, откуда прилетит хлесткий удар, увернуться, отскочить, прежде чем гибкий прут оставит на коже пламенеющий рубец…
Но теперь рядом не было Ири, чтобы смазать зеленоватой, пахнущей травами мазью ссадины. И, вернувшись после тренировки к себе, Эра не увидит там сестру, склонившуюся над старыми книгами – Ирида изучала не только технику игры на тэгыме, но и историю музыки. Не услышит неровный, неуверенный свист флейты. Этого никогда не будет. И, впустив в сердце ярость, Эра позволила ей завладеть телом, выплеснуться наружу движением, перекатами, прыжками…
– Решила азы вспомнить? – подошедший Хен Мин, не глядя, протянул руку. Подскочивший ученик тут же вложил в нее хлыст. – Покажешь младшим, как надо?
– А давай! – тряхнула головой Эра, убирая упавшую на глаза прядь.
Разогретое тело казалось легким и гибким, движения доставляли удовольствие. И даже хлопки хлыста, время от времени успевающего обжечь, навевали ностальгию.
– Ты все так же быстра, – одобрительно сообщил Хен Мин.
– Почему говоришь это только сейчас? – рассмеялась Эра. – Ты ведь успел уже оценить мои навыки в спаррингах.
– Ну… – улыбнулся Хен Мин, – должен же я был хоть что-то сказать. Ты устала?
– Нет!
– Может, отдохнешь? Ты только недавно вылечилась. – В глазах Хен Мина росла тревога.
– Не паникуй; если мне станет нехорошо, я сразу сообщу.
– Ты обещала! – Указательный палец Хен Мина остановился в паре сантиметров от груди Эры.
Та рассмеялась:
– Ты тоже не меняешься, оппа!
Хен Мин расцвел. Он уже смирился с тем, что Эра никогда больше не назовет его старшим братом.
– Ты больше не сердишься?
– С чего бы мне сердиться? Наоборот, я счастлива. Впервые за много дней.
– Тогда… может, прогуляемся?
– С удовольствием.
Но Хен Мин сначала повел Эру к дому:
– Переоденься. Твой добок мокрый, еще заболеешь!
– Я не такая слабенькая! – бормотала Эра, меняя тренировочную одежду на традиционный ханбок. – Этот дурак снова все перепутал!
Ирида простужалась часто. И каждый раз плакала от отчаяния, что не сможет какое-то время играть на флейте. Послушно глотала горькие лекарства, подставлялась под уколы. Ири готова была терпеть любые пытки, лишь бы поскорее поправиться. И очень береглась после, боясь возвращения болезни.
Эра и Хен Мин прошли всю Школу, навестили все закоулки, в которых так любили прятаться детьми. Каждый закуток, каждый
