– Ты меня тогда разозлила. Не надо было давить на больные раны.
– И все же вспомни. Ты к Элле сам потянулся, захотелось, как всегда, поиграть и бросить. Только она тебя разгадала гораздо раньше, чем ты сам. Увидела твою искусную игру, имитацию сумасшествия, временных помутнений и приняла правила этого развлечения. Сумела достойно ответить.
– А дальше-то что?
– Это ты уже сам реши. Я же вижу, что тебе без нее плохо. Так что сам подумай, какое на этот раз будущее ты выберешь. Разобьешь ей и себе сердце, не осмелившись довести дело до конца, или решишься на что-то большее? Это ваша с ней судьба, с меня взятки гладки.
Глеб отвел взгляд от ночного неба и пристально посмотрел на коллегу.
– Если выживем, – внес поправку он. – Для начала надо разобраться с моими чудесными родственниками, а потом думать о чем- то большем.
Следующие несколько минут прошли в тишине. Глеб следил за мерцающими звездами, а Троя наслаждалась свежей прохладой.
– Нам нужно поспать, – наконец выдала она. – Иначе твоему папочке не придется даже вспотеть в бою, мы сами рухнем к нему в ноги от недосыпа.
– Иди, – тихо произнес зельевар. – Я еще немного побуду здесь.
Физкультурница недовольно покачала головой и удалилась.
Едва на востоке забрезжил первый луч рассвета, ушел и Глеб.
Выделенное спальное место на кушетке в лаборатории Лепреза показалось неуютным. Твердое и узкое ложе было явно не предназначено для сна, но усталость взяла свое. Сон навалился тяжелой пеленой, унося в забытье.
Когда через несколько часов в лабораторию вошел хозяин дома и попытался разбудить зельевара, с первой попытки это не удалось.
Глеб мучительно хватался за остатки сна, и только усиленное тормошение за плечи вырвало магистра в реальность.
– Подъем, – нерадостно поприветствовал артефактор. – Сегодня тяжелый день.
– Это я уже и так понял, – голос Глеба прозвучал хмуро и недовольно. – Когда день начинается с насильственного завершения столь прекрасных снов, он просто не может пройти удачно.
Среди ночи Вероника проснулась от жутких воплей маркизы Кларентины, доносящихся из общего коридора. Но сквозь сон это показалось столь нереальным, что курсантка зарылась поглубже в подушку с мыслями уснуть дальше.
– Наверное, показалось, – буркнула она и перевернулась на другой бок. – Дворянки же в Керении.
Но вопли не стихали, а становились все громче. К ним стали добавляться голоса обеспокоенных соседок – сначала Танисы и Зарины, а потом и остальных однокурсниц.
Вскоре игнорировать шум было просто невозможно, и Вероника, проклиная все и вся, встала и поплелась в коридор, узнавать, что же произошло.
Картина предстала предсказуемая, но любопытная.
Зареванная Кларентина причитала в полный голос, грозя сквозь слезы проклятиями герцогу Эридану, топала в истерике ногами, швырялась в однокурсниц туфлями. Один торчал воткнутый каблуком в стену коридора, второй красовался в руках у Танисы. Видимо, отобрала раньше, чем неадекватная дворянка запустила бы ей его в голову.
– Ну и что тут происходит? – позевывая, поинтересовалась Вероника.
Вид она попыталась сохранить равнодушный, но проснувшееся любопытство жаждало удовлетворения.
– Собирайся, – хмуро ответила Зарина. – Ванессу и Кларентину отчислили. Так что всю вашу тройку выгоняют.
В первое мгновение Вероника испугалась, сбылись ее самые страшные опасения, но тут же взяла себя в руки и с абсолютно невозмутимым выражением лица выдала:
– Считайте, у меня индульгенция. Не далее как несколько дней назад ректор Милонский подписал бумагу, которая разрешает мне продолжить обучение в случае отчисления моих соседок.
Удивление не успело проступить на лицах присутствующих, ему помешала вспышка портала, откуда вначале выпала Ванесса, а затем вышагнул герцог Тарфолд.
– Я смотрю, все уже в сборе, – обвел он взглядом толпу, остановившись на мгновение на тройке Танисы и уткнувшись в Веронику, продолжил: – Мне очень жаль, курсантка, но тебе тоже придется покинуть Академию. Видят боги, я пытался до последнего
