завтраком покормить, себя любимую омлетом побаловать, переодеться и на работу. Подставка вышла – загляденье! Пока вернусь – подсохнет. Можно второй слой накладывать. И еще попутно похвалила себя за то, что сумела удрать из Эрмитажа, не столкнувшись с директором.
Гнев котрифея
Директор, в минуту примчавшийся после испуганного, заикающегося звонка старшего смены, молча промчался к месту происшествия и застыл. Он не верил своим глазам: у подножья лестницы действительно лежала восковая фигура Петра. Неловко раскинувшаяся, с подогнутой ногой, будто император споткнулся о ступеньку и упал, но падая, успел подложить под голову собственный локоть.
– Как вы это объясните? – свистящим шепотом спросил Дмитрий Борисович. – Кто? Кто это сделал?
Насмерть перепуганные охранники молчали.
– Ожил, говорите? Наслушались бредней: оживает, оживает… Чего он, оживший, до места не дошел, а прямо на дороге разлегся?
Если бы директор кричал… или топал ногами… или даже кинулся на охрану с кулаками – было бы легче. Но он, казалось, был совершенно спокоен. Разве что из-под очков вылетали злые синие искры, обжигающие и без того разгоряченные потные лица охраны. Дмитрий Борисович Ларионов вообще не кричал. Никогда. Ни разу и никто не видел его ни злобным, ни раздраженным. Исключительно вежливый, даже холодный, он среди охранного корпуса носил уважительную кличку «Броненосец».
– Мистика, – развел руками только что прибывший майор из наряда милицейской охраны. – Так и в призраков поверишь…
– Призраки? – Директор сверкнул глазами, сунул глубоко в карманы сжавшиеся в кулаки руки. – Призраков у нас тут полно, как во всяком музее. Все, кто во дворце жил, – сегодня призраки! Только призраки, уважаемые, бесплотны, им не то что статую, листок бумаги не поднять. А вот над людьми они не властны, ни над теми, кто на службе кроссворды разгадывает или спит, ни над теми, кто по дворцу ночами шляется! Как сюда посторонние попали? Валерий Петрович, объясните!
– Да не было никаких посторонних, – мямлил красный и мокрый от пота старший смены. – Вы ж знаете – вахта, контроль… Разве кто в зале незаметно спрятался. Так невозможно же – видеокамеры везде. Двойной контроль – и мы, и милиция.
– И что ваши видеокамеры говорят?
– Ничего на камерах, пусто. – Валерий Петрович совершенно сник. Он и впрямь абсолютно не понимал, что произошло и как, оттого и тосковал. Безмерно, неизбывно. С одной стороны, директор прав, сам Пётр сюда прийти не мог, с другой – камеры действительно показывали совершенно пустой коридор ровно до того, как сработала сигнализация. Больше всего старшине хотелось сейчас завыть волком – длинно, протяжно. Чтоб нутро заглушить.
– А ваши камеры? – обернулся директор к милиционеру.
– То же самое, – развел тот руками, – пустота.
– Действительно, мистика, – недоверчиво ухмыльнулся Ларионов. – Хорошо. Допустим, кто-то незаметно, как вы утверждаете, остался в залах…
– Я не утверждаю, упаси бог! – еще больше перепугался старший охраны.
Директор одарил его таким взглядом, что Валерию Петровичу захотелось лечь рядом с Петром и умереть, превратившись в такую же восковую статую.
– Если кто-то остался в залах, – продолжил Ларионов, – как-то обманул камеры, учинил все это, куда он делся потом? Спокойно вышел? Миновав охрану, милицию, рамки, камеры… Так?
– Так, – кивнул майор. – Но никто не выходил.
– Интересное кино, – ехидно уставился на него глава Эрмитажа. – Никто не заходил, никто не выходил. Но если допустить, что все же кто-то вошел, но не вышел, где он сейчас?
– Где? – с надеждой уставился на директора майор, готовый немедленно бежать и ловить злоумышленника.
– Наверное, там же, где и был, в залах. Или есть другие варианты? Телепортировался? Улетел на метле? Скрылся под шапкой- невидимкой? Ну?
– Никаких проникновений, тащ директор, – вытянулся майор, – окна, двери, лестницы – все под охраной. Посты сразу усилили, вызвали дополнительные патрули. Здание оцеплено.
– Хорошо. А сигнализация почему сработала?
– Так этот же, – Валерий Петрович кивнул на Петра, – он… шел… Здоровый же… – смешался, смутился, замолчал.
– Шел. Ну-ну! Господа, – Дмитрий Борисович поправил очки. – Позвольте полюбопытствовать. Известна ли вам стоимость этой фигуры? – Никто не отозвался. – Правильно. Цены у нее нет. Бесценна. Сейчас осторожненько, как младенца из роддома, поднимаем
