не перескочишь ни с какого разбега, но почему-то сейчас Всеслав ничуть не сомневался – преграду они возьмут.
И точно – вот он, заплот, высоченный, наверное, добрых полторы сажени[16]; всё ближе, ближе, давай прыгай, братец!
Медведь оттолкнулся на бегу, уже ощущая странную и непривычную лёгкость в теле. Оттолкнулся и словно поплыл по воздуху, оставляя позади зубчатый верх преграды, опутанный колючей проволокой; лёгкость покинула его в тот же миг, как он взял препятствие, и Всеславу почудилось вдобавок, что он слышит тяжкий вздох Анеи Вольховны, – нелегко, наверное, было ей удерживать их вдвоём, и его, и Волку…
Лапы тяжело ударились в камень. Двор, весь замощённый, чисто выметенный, похоже, даже вымытый, словно в жилой избе. Тянутся ровные зеленеющие клумбы, причудливо разукрашенные фасады – завитушки, статуи и бюсты в нишах, гирлянды гипсовых цветов и фруктов под вычурными эркерами.
И кровь, кровь на неправдоподобно чистеньких, отполированных гранитных плитах. Кровавые следы, тянущиеся к распахнутым железным воротам, поверх которых странная эмблема – нетопырь, сжимающий когтями кракена.
Ага, как же. Ихнему теляти да нашего волка скушати.
Выстрелы загремели совсем рядом, но – за каменной оградой, вовне двора.
Не мешкаем! Вниз!..
А «вниз» – это означало прямо насквозь через парадные двери роскошного особняка.
Мастер-сержант на ощупь пробирался по тёмному узкому коридору. Он знал, что ему надо попасть в какое-то совсем иное место. Почему и для чего – неважно. Просто попасть.
И сейчас он брёл от одного тусклого газового рожка к другому. Он не сомневался, что где-то должен найтись проход. Куда именно?.. Опять же неважно. Ему это знать не положено.
И проход на самом деле отыскался! Мастер-сержант навалился на какой-то рычаг, торчащий из стены, раздалось шипение пара, стальные створки разошлись.
Он шагнул внутрь.
Какие-то тамбуры, переходы… полумрак… но его цель всё ближе и ближе.
– Стоять! – На пути выросла тёмная фигура, в руке револьвер, за спиной маячит ещё одна.
Мастер-сержант очень хотел сказать, что он свой, что он не виноват, что это всё та проклятая ведьма, и не смог выговорить ни слова.
– Ещё один, Томас, – мрачно сказал второй охранник. – Слышишь, что наверху-то делается? А ты, приятель, стой и не дёргайся. Разберёмся с то…
В голове у мастер-сержанта словно взорвалась осколочная граната.
Его будто швырнуло прямо на стража с револьвером, руки обрели мощь поршней в паровой машине, вцепившись охраннику в горло.
Что-то затрещало, человек захрипел; грянул выстрел, пуля свистнула над плечом, а мастер-сержант, задыхаясь от отчаяния, – он ведь всё сознавал, но сделать ничего не мог! – швырнул тело прямо на второго стражника.
Тот повалился, ещё одна пуля ушла в потолок; сержант со всей силы наступил каблуком тому на кадык.
Всё, последняя дверь.
Он дошёл.
– Ох, сестра, что же ты творишь… – шептала Предслава, без устали смачивая лоб и виски Анеи Вольховны приберегаемым всю дорогу снадобьем.
Она чувствовала страшное и тёмное колдовство Старшей. То колдовство, на которое никогда не решилась бы сама… ай, нет, чего себе-то врать: на какое никогда не хватило бы ни силы, ни умения.
Анея-Анейка, великая чародейка…
Мала была Предслава, а запомнила, как сестрица Добра про Старшую говаривала.
И не столь велика разница в годах у сестёр, она, Предслава, по-прежнему хоть куда, и молодые парни, и бородатые мужчины
