вдруг швырнула сделавшийся неподъёмным клубок собственной магии с намертво вплавленными в него цепями Нетопыря прямо в раскрытую пасть пещеры.
Нетопырь заорал и забился. Тьма заплескалась вокруг, казалось, руки-крылья и когти на лапах отчаянно вцепляются в землю, в камни, в сосенки; пустота разила всё вокруг в последнем безумном усилии.
Предала! Предала-а! Ненавижу-у! Убью, убью все-е-ех!..
Но груз, словно волшебное колесо из сказки, что и квадратным ездить умело, катился всё дальше и дальше, и Нетопыря втягивало туда, откуда он так недавно вырвался. Вой и проклятия его мало-помалу стихали, и…
И Молли вновь ощутила дикую, страшную, сосущую пустоту в себе, какой никогда не ощущала раньше. Ноги подкосились, она почти рухнула на своего Медведя, машинально и неосознанно обхватывая его за шею.
«Молодец, – одобрительно пророкотал Кракен. – Ты сделала, что была должна. Мы помогли в том, в чём могли. Дальнейшее в твоих руках и руках твоих друзей».
Она по-прежнему ощущала, как цепи волокут Нетопыря всё дальше и дальше вниз, сквозь такие места, что их надлежало как можно скорее забыть; слышала его вопли, несущиеся по тёмным, никогда не знавшим света безднам.
Она сделала, что была должна, она отдала всю свою магию. И это было больно, до невозможности больно, до слёз, потоком льющихся из глаз, до помутившегося сознания и не слушающихся ног. Кажется, она упала; кажется, забилась, словно в падучей.
И боль, боль, боль, ничего кроме боли. Внутренности словно вырваны. Мама! Мамочка!..
Он знал, что, если сейчас потребуется вырвать собственное сердце, он это сделает. Анея Вольховна, помоги ей, спаси, что же ты стои…
Тьма исчезла в провале пещеры. Разгладилось море, где успели скрыться молодые кракены. Не больно-то вы нам помогли, зло подумал Всеслав.
Молли сжалась в комочек, колени у самого лица, и кричит, кричит так, что внутри у Всеслава всё обрывалось. Что ей отдать? Кровь? Жизнь? Забирайте всё! Только пусть она живёт!..
Анея Вольховна упала на колени рядом с Молли, сама еле жива, краше в домовину кладут, – а туда же, помогать, силой делиться!
Едва коснулась мокрого лба – так сама дёрнулась, зашипела злой кошкой.
Коротко и тревожно проскулила что-то плачущее Таньша. Часто-часто замигала Яринка, так и не отпуская руки Сэма, только и успевавшего спрашивать: «Что с ней? Что с ней? Ранена? Что?!»
А лорд Спенсер, единственный, не кинувшийся к Молли, молча стоял, глядя на решительно направлявшихся к ним герцогов.
Бедфорд, Сомерсет, Девоншир… ну и остальные. Дюжина.
А егеря? Где егеря? Всеслав заставил себя оглядеться.
Что, никого нет? Куда ж подевались?
Тишина повисла над Островом Крови.
– Если вы хотели покинуть сию юдоль, миледи, то сейчас самое время, – сквозь зубы проговорил девятый эрл. – Аномалия, похоже, расправилась со стрелками, но мои собратья в полном порядке и направляются прямо к нам…
Анея Вольховна, только что бормотавшая что-то, прижавши пальцы обеих рук к вискам Молли, медленно подняла голову.
Как никогда походила она сейчас даже не на старую покоричневевшую деревянную фигуру, вырезанную из цельного корня невесть когда, но на сказочную Костяную Ногу, стража Костяного же Предела, мира мёртвых, куда живым хода нет.
Белёсые глаза, затянутые мутью. Пальцы со внезапно удлинившимися ногтями. Крючковатый нос. Анея Вольховна, глядя на приближающихся пэров, потащила из-за пояса кривой ножик, с лезвия его капала свежая кровь.
Шагая к ним, герцоги и пэры то и дело начинали озираться, глядя себе под ноги. Нетрудно было догадаться, что они там видели – мёртвые тела егерей, над которыми пронеслось тёмное крыло.
Герцоги остановились. Анея Вольховна молча глядела на них, они на неё.
Спенсер кашлянул.
– Мне кажется, леди и джентльмены, что случившееся позволяет нам, гм, спокойно разойтись после этого прискорбного эпизода…
