выпустить первые митральезы.
И от всех краёв земли, от неведомых, затерянных в северной мгле полуночных краёв до столь же далёких утренних – текут, текут к Карн Дреду людские ручейки. Сочатся по капле – от деревень, заимок, починков, малых городков и больших градов, сливаются, ширятся, крепнут…
Нет, они не становятся рокочущим морским приливом. Слишком необъятны просторы, слишком велики расстояния. Но понемногу, не так быстро, как хотелось бы, но защитников земель за Карн Дредом прибавляется.
Время, хоть немного. Каждая седмица, каждый день бесценны. Железный меч Империи пронзает и режет, обильно льётся кровь, но и он не всесилен.
Клинок затупится, остановится. А потом и сломается. Нет, не сам – мы сломаем его, как уже ломали совсем недавно.
Кажется, он, Медведь, задумался слишком сильно, замечтался, потому что со всего размаху налетел на замершую Волку, так что та аж тявкнула.
Таньша вывела их на край высокого холма, вернее, почти на край, потому что самую вершину уже занимали егеря Империи. Лес вокруг сведён, пни аккуратно выкорчеваны, в неподатливой каменистой земле выбит взрывами глубокий ров, за ним колья, оплетённые колючей проволокой, ещё дальше – наблюдательная вышка, у её подножия – бетонный блиндаж, амбразуры грозят плеснуть митральезным огнём.
Перед самим рвом всё вырублено, расчищено, ямы и рытвины аккуратно засыпаны – не заляжешь, не укроешься.
Оборотням, впрочем, не было нужды пробиваться к вышке или прыгать через проволоку. И отсюда, с окраины леса, отлично виднелась огибающая холм дорога, широкий тракт, в стародавние времена по нему ездили купцы, собираясь в области Загорья, южнее Карн Дреда.
Сейчас по нему, несмотря на ночь, текла армия Королевства.
Вдоль тракта возведены дозорные вышки с яркими прожекторами. Империя не жалеет сил и средств, освещает дорогу марширующим шеренгам.
Да, маршируют… Красиво идут, не отнимешь, умеют. Держат равнение, словно на высочайшем смотру; колонны егерей сменяются медленно ползущими гусеничными паровиками, те волокут за собой тяжёлые орудия.
Какая же силища прёт на север, уверенно, храбро, неостановимо…
Им нипочём страшные сказки о случившемся под Мстиславлем, когда ужасная и непонятная магия варваров уничтожила десятки бронированных машин и, наверное, сотни солдат Империи.
Они уверены в себе.
Оборотни мрачно глядели на бесконечную колонну.
А потом, повернув, затрусили на север, стараясь не терять из виду страшный стальной поток.
Захваченный и отбитый назад Дальград притягивал всех, кто мог и хотел сражаться. Разведчики медленно отходили от перевала, тем более что Империя не напирала особенно – пока; она лишь копила силы, но ясно было всем, что ещё чуть-чуть, и чудовищный нарыв прорвётся.
Дальград не сильно пострадал, Горный Корпус даже не успел его как следует поджечь, так торопился отойти обратно к перевалу, и сейчас вправо и влево от дороги, что вела прямо к городской стене, к широким воротам, как и под приснопамятным Мстиславлем, тянулись извивы глубоких траншей, ходов сообщения, из-за брустверов показывали многоствольные рыла трофейные митральезы.
Траншеи оттянулись далеко в стороны, упираясь в лесные стены. Оборотни рысили теперь открыто, не прячась.
Их знали. Стрелки снимали шапки, без подобострастия, но приветствуя боевых товарищей, что наверняка возвращаются из опасной разведки.
Всеслав заметил алый знак, начертанный на бревенчатой стене. Ярко-ярко-алый, он словно бы пламенел, источая ощутимое тепло.
Они с Таньшей приостановились.
Знаки крови. Кто-то из ведунов не пожалел влаги из собственных вен, ею чертя отпорные руны. Обычно рисуют их в местах укромных, от чужих глаз скрытых, не на виду – нельзя не имеющим знания на них пялиться, добра с того не бывает, как в волчью яму свою собственную провалиться можно, коль осторожность не соблюдёшь.
А здесь, в Дальграде, рисуют их сейчас открыто. Значит, совсем уж плохи дела. Сколько-то и своих неизбежно попадёт под эти руны, иначе не получится…
