встал в общий круг, взяв правительницу Вологды и ее смертную сестру за руки, заговорил: – Течет круг небесный путем солнечным от рассвета до заката, течет круг годовой от весны до осени, течет круг земной от рождения до смерти. Так бы шли круги сии через все земли, да отрезанного ломтя не касалися. Свой круг на острове Буяне, свой круг на лезвии железном, свой круг на ломте резаном. И да не будет власти Триглавы, Коло и Ярила над Буяном-островом! И да сгорит та власть на отрезе во пламени свечей Трояновых. И тем я, Троян, бог времен и просторов, волей своей повелеваю… А-ап!
Он разжал руки и хлопнул в ладоши.
Тотчас свечи полыхнули чуть не до потолка, мгновенно обратившись в густой удушливый чад. Женщины закашлялись, размахивая руками, а когда дым рассеялся, то оказалось, что в треугольнике уже никого нет.
– Получилось, – растерянно пробормотал рыжий лопоухий бог.
– И что теперь? – спросила Макошь.
– Их больше нет в нашем времени, – ответил Троян.
– Надолго?
– По нашему счету или по их?
– Это как? – спросила уже Зенка.
– Они в прошлом, они нас постоянно догоняют, и каждый урочный час отбрасывает их на десять дней из колядового круга, – объяснил Троян. – Выходит, каждая наша ночь для них есть попадание обратно на все время заклинания. На десять дней. И каждый наш год – это десять лет для них. А два года – это двадцать лет. Но два года заклинание не выдержит, выдохнется. Если его не подкреплять, то года через полтора все кончится.
– Полтора года долгий срок, – решила Макошь. – Там будет видно. Благодарю тебя за помощь, Троян. Давай возвращаться домой. Уже светает. Нужно хоть немного отдохнуть.
Вскоре правительница славянских земель вошла в тронные покои своего дворца. Постояла, повернулась к креслу на возвышении, села в него.
– В душе моей тревожно, великая Макошь, – услышала она из сумерек женский голос. – Мне чудятся обрывки любви, кровь и война. Мне чудится боль и обман. Решения, принятые во гневе и поспешности, редко бывают верными, великая.
– Что сделано, то сделано, светлая богиня, – ответила усталая женщина. – Сожалеть поздно. Я поступила, как должна!
Вначале была боль в голове. Потом – во всем теле. Она расползалась от горла в стороны, к рукам и ногам до кончиков пальцев жуткой ломкой, словно внутри прогрызали себе ходы зубастые кроты. Вдобавок ему постоянно не хватало воздуха. И вроде бы ничего не мешало дышать: высоко вздымалась грудь, широко открывался рот. Но он все равно не мог надышаться, постоянно хрипя и закашливаясь.
К счастью, постепенно ему становилось легче. Вскоре взор тоже прояснился, и юноша смог различить плотно подогнанные мраморные плиты пола, подпирающие потолок каменные колонны, множество изящных, тончайшей работы скульптур между ними.
Послышался легкий шорох, словно ветер волочит по песку охапку сена. Орей повернул голову на звук и увидел прямо перед лицом множество змеиных голов.
Он испугался, но оказался слишком слаб, чтобы хотя бы дернуться. Просто чуть повернул голову вверх, к женщине, восседающей на змеях.
– Табити, прародительница скифов, – прошептал он. – Ты собираешься меня убить?
– Я убила тебя еще год назад, Орей, сын великой Макоши, – чуть отступила хозяйка степей. – С тех пор для меня и Ящеры прошло много времени. Гнев утих, остались лишь непонимание и обида. Я забрала тебя в храм Девы, дабы спросить: зачем ты нанес нам столь нестерпимое оскорбление?
Сварожич поднялся, провел ладонями по телу. Он выглядел именно так, как одевался к свадебному пиру: замшевая куртка с тремя линиями золотых клепок поперек груди, пояс без ножей, но с янтарными накладками, на штанах кисточки из соболиной шерсти, на синих сапогах вышиты руны с защитными заклинаниями.
«И никакие руны с амулетами супротив силы Табити не помогли», – подумалось ему.
Все же власть богов простиралась куда выше обычной магии. И хотя часть божественной силы несомненно несла колдовскую природу, однако же главный дар – он был непостижим и неодолим для обычных чародеев.
– Тебя не принуждали к сему бракосочетанию, – не дождавшись ответа, напомнила прародительница скифов. – Ты мог отказаться от свадьбы еще при первых уговорах. Но ты согласился. Чтобы потом публично отринуть невесту прямо у ракитова куста.
