– А что случилось с девушкой? – тихо спросила Ящера.
– Камень цел, – положил амулет на раскрытую ладонь юноша. – Значит, она жива. Но я ее не чувствую! Она не жива и не мертва. Боюсь, то, что сотворила с ней великая Макошь, страшнее смерти. Моя матушка очень властна и не переносит, если ей перечат даже в мелочах.
– Странно, – пожала плечами девушка. – Когда моя матушка обратила тебя в камень, великая Макошь никак не проявила недовольства.
– Если бы этого не сделала всемогущая Табити, она убила бы меня сама, – горько усмехнулся Орей. – Мама не переносит непослушания. Полагаю, она только обрадовалась, когда я оказался наказан чужими руками. А уж что она способна придумать для Репушки…
Юный бог горько покачал головой.
– Ступай за мной…
Великая Ящера поднялась и, неуклюже загребая ногами, пробрела через комнату, откинула полог, доковыляла до священного огня.
– Матушка, наш гость влюблен и любим. Но он потерял свою суженую. Прошу тебя, помоги ему найти свою избранницу. Пусть они воссоединятся и будут счастливы.
Скандия – земля скал
– Дозволь обратиться, великий Световид! – заглянул в мастерскую правителя Смоленска пожилой чернобородый воин. – К тебе там этот… Великий Один дарами кланяется.
– Тугодум твой Один, – поднял на него взор старик, одетый в кожаный передник поверх рысьей рубахи и таких же штанов. – И девяти дней не прошло, как с хозяином дома поздороваться догадался…
Он немного подумал и махнул рукой:
– Ладно, зови, раз пришел. Сюда и зови, неча ради юнца неучтивого торжество устраивать.
Древний бог вернулся к работе. Округлой веткой, на которой костяным клеем был нанесен белый колючий песок, он принялся подравнивать клюв круглоглазой уточке, снимая с мягкой вишневой древесины крупную рыхлую пыль. Весь остальной ковш, вместительностью примерно на три горсти воды, был уже готов. Оставалось только навести красоту: подровнять корцу-уточке клюв, заточить хвостик, прорезать сеточку перьев.
Световида уже давно не тянуло ни в дальние походы, ни в буйные драки. Ныне многовековому союзнику всесильного Сварога больше нравились занятия домашние и неспешные. Строгать, точить, полировать, раскрашивать.
– Бог в помощь, великий Световид! – почти сразу ворвался в мастерскую стремительный бог войны, розовощекий и темноволосый, не имеющий даже зачаточных усов и бороды, в порядком изрубленной кирасе с двумя сплетенными треугольниками на груди и в пухлых меховых штанах, заправленных в толстые воловьи сапоги.
– Это ты, что ли? – не вставая, прищурился на юнца всесильный сварожич.
– Хотя какой из меня помощник?! – весело покаялся гость. – Я тут от южных морей к Двине проездом!
– Коли волок ищешь, так он в верховьях лежит Каспли, – снова взялся за рашпиль Световид. – Левый приток к Днепру. Я свой Смоленск аккурат на слиянии сих рек важных срубил.
– Застряли мы здесь, великий, куда дольше, нежели надеялись! – прижал ладонь к груди младший сварожич. – Пошумели чуток, надымили, натоптались. За то прощенья просим. Не держи зла, могучий Световид. Прими в знак извинений моих сию чашу изящную и бочонок вина царьградского! Мы же с рассветом берег твой покинем и более не потревожим!
– Доброго пути, великий Один, – степенно кивнул владетель Смоленска.
– Счастливо оставаться, великий Световид!
Юнец подошел ближе и поставил на верстак перед богом черную, как деготь, чашу из неведомого камня, довольно большого размера, но со стенками толщиной от силы вполовину пальца. Искусная работа неведомых заморских мастеров, настоящее сокровище. Тем временем трое мужчин водрузили у порога бочонок пудов на пять, с поклоном ушли. Следом удалился и смешливый сварожич.
– Экий паршивец, – со вздохом покачал головой великий Световид. – Выкупил весь мед в городе, сманил половину воинов из
