асфальт, тут же растирая плевок ногой, – небрежно, как бы между делом.
Убить, как плюнуть и растереть.
Собственно, вся его жизнь в застенках зоны едва ли была лучше этого растертого по асфальту плевка.
Зэки принялись что-то обсуждать (возможно, способы их устранения), но Сава уже не слушал их. Грязные пальцы нащупали пустую консервную банку из-под сайры, к которой прилип песок и комочки земли. Взгляд задержался на зазубренной кромке крышки. Быстро двигая крышку вперед-назад, он наконец отломал ее от банки и, смахнув с нее грязь, пополз к женщине.
– Слушай сюда, – зашептал он, пристально глядя ей в глаза. – Они хотят убить нас. Я отвлеку одного, но… Тебе придется продержаться здесь. Если мы выйдем вместе, они что-то заподозрят. Я скоро вернусь.
Женщина высвободила руки из-под одеяла, подавшись вперед, к Саве.
– Ты поняла меня? Сиди молча. И вот еще… На.
С этими словами зэк вложил в ее ладонь матово блеснувшую пластинку с крошечными зазубринами.
– Кто дотронется – режь. Лицо, горло. Не сдавайся, – инструктировал он.
– И мы уйдем домой? – чуть слышно спросила женщина.
– Да. Домой.
Сава погладил ее по голове, и за все время та впервые по-настоящему улыбнулась. Не безжизненно-тупой улыбкой умалишенной. Эта улыбка была преисполнена теплотой и надеждой. Так улыбаются бесконечно родному и близкому человеку, и грязные разводы на лице и рваный кусок губы не могли испортить эту улыбку.
– Облака… – свистящим шепотом проговорил Сава. Он старался не смотреть на прокушенную насквозь щеку уголовницы, но взор помимо воли все время утыкался в страшную рану с почернело-опухшими краями. – Белогривые…
– Лошадки, – закончила женщина, и глаза ее заблестели.
Сава кивнул и, развернувшись, принялся выбираться из землянки. Напоследок окинул взором неподвижную фигуру Носа, накрытую одеялом.
«Господи, сделай так, чтобы этот урод не проснулся».
Закряхтев, он полез наверх, и эта мольба автореверсом прокручивалась в его мозгу снова и снова.
– Зажим, – вполголоса позвал Сава, выкарабкавшись из землянки. Он боялся, что люди, задумавшие его убить (а люди ли они вообще?!), обязательно обратят внимание на то, что его руки буквально ходили ходуном.
Умолкнув, зэки одновременно посмотрели на него.
«Они знают. Знают, что я подслушивал их», – подумал Сава. На негнущихся ногах он приблизился к Зажиму, размышляя о том, что все может закончиться в сотые доли секунды. Один удар ножом в шею, и вот он уже на земле, с перерезанным горлом, бьется в агонии и хрипит.
Сава посмотрел на свои руки. Странно, они уже не дрожали, и это немного приободрило его.
– Чего тебе? – процедил Зажим. У него было помятое, раскрасневшееся лицо, под глазами набрякли темные мешки.
– Мне нужно кое-что показать тебе, – выпалил Сава. – Тут недалеко.
– Показать? – переспросил зэк, озадаченно почесав ухо. Он мазнул взглядом по широкой полосе засохшей крови, которая чернела на куртке Савы.
– Чего показать? Уж не свою ли елду, ущербное?
Ни слова не говоря, Сава засеменил в чащу.
– Иди за мной, – отрывисто сказал он. – Там еще один схрон есть…
– Какой схрон? Ты куда, валенок?! – рявкнул Зажим, и Сава буквально кожей ощутил, как взгляд уголовника копьем воткнулся ему в спину.
«Иди, – взмолился он про себя. – Пожалуйста, иди за мной, Зажим».
– Присмотри за ними, – бросил раздраженно Зажим, обращаясь к Ходже.
Сава убыстрил шаг. Сердце, словно осознав серьезность ситуации, увеличило ритм, насосом разгоняя кровь по сосудам и венам.
– Шутки удумал шутить? – крикнул Зажим, убыстряя шаг.
Саве почудилось, что голос зэка прозвучал прямо над ухом, и его ноги, не дожидаясь команды мозга, сами собой перешли на бег. От напряжения открылась рана на лице, выступила свежая кровь. Сзади послышалась ругань и треск сучьев.
«Только бы успеть…»
