были одеты в легкие кожаные доспехи и приглядывались к новым гребцам. Это недоверие всегда имело место быть, когда набиралась команда.
Корма корабля была покрыта просмоленными досками, положенными на края надпалубных бортов. Эта своего рода корабельная постройка служила одной единственной цели: отделить пребывание купца в море от пребывания рядом с них набранных гребцов и матросов.
Помещеньице, получившееся внутри постройки было небольшим, но тепло обставленным. Едва Нагдин оказался в нем, к нему пришло осознание, что торговец был старым волком, любил море и отдал ему большую часть своей жизни.
Рыбак оказался призван в каюту уже на второй день плавания. Он поразился не роскоши, которая наличествовала в помещении, но тому, насколько обжитой была каюта. Казалось, будто члены семьи купца вышли погулять и вот-вот должны были вернуться.
В каюте он застал самого купца и невысокого полнотелого холкуна, левый глаз которого вытек и на его месте зиял неприятный кожный провал.
Толстого купца все называли за глаза Водоглот, а в лицо «привысокий». Более никто и никак о нем не говорил. Водоглот был рассудителен, расчетлив и пил исключительно воду. Много воды, потому что страдал хворью, заставлявшей его потеть в любых погодных условиях.
Холкун рядом с ним представился Морским скороходом. В его единственном глазе читалась длинная нескончаемая мысль. Но о чем он думал, понять было невозможно. Это был рассеяно-задумчивый взор, словно бы присутствие Нагдина в каюте было нежелательным, но вынужденным, и холкун додумывал те мысли, ход которых нарушил Рыбак.
– Глянь на него, Скороход, – подошел к реотву и встал рядом Водоглот. – Он говорил мне, что гур. Правильно я говорю? – Он обернулся на Нагдина. Тот кивнул.
– Как же ты так? – спросил Морской скороход, нехотя выходя из своей задумчивости.
Рыбак отмолчался.
– Перестань думать об этом, сынок. Предоставь богам заботиться о нас. Это теперь их дело. Мы в достатке воздали им в храме Семи Столпов, – проговорил конубл и посмотрел на Рыбака. – Ты не знаешь наших тревог. Скажи нам, получится ли?
– Получится, – уверенно кивнул Нагдин. Купец улыбнулся.
– Он никак не может перестать, – всплеснул торговец руками и сдвинул брови. – Скороход, погляди мне в глаза. Видишь их?
– Вижу…
– Слушай меня. Это… как тебя зовут? Этот реотв по прозвищу Рыбак сказал мне и поклялся перед Моребогом, что он гур. Раздели нашу ношу и с ним тоже.
– Где ты ходил? – спросил Рыбака Морской скороход.
– У Красного и Длинного Столпа. Прибрежье холмогорское и у Холведской гряды знаю.
– Хорошо знаешь?
– Хорошо. Очень хорошо. Я там вырос.
– Ты из тех, кто бежал, когда… – холкун запнулся и отвернулся. Он подошел к столу и склонился над ним.
– Подойди и ты, – тихо шепнул реотву старик и подтолкнул его к холкуну.
Когда Нагдин подошел к столу, то едва не задохнулся от волнения. Перед ним простиралась карта Великих вод и часть побережья Владии. Были видны и Столпы Брура.
«Та карта», – подумал он. – «Большая». – Он незаметно повел глазами и узрел еще несколько кусков, которые лежали в стороне, отделенные от той части карты, которую они разглядывали сейчас.
– Нам нужно сюда, – указал на одну из выпуклых линий Скороход.
– Это не у Прибрежья, – проговорил Нагдин.
– Все то же Прибрежье, – проговорил недовольно холкун, – но места саарарские. Их вотчина. А это и вовсе владения оридонцев. Десница Владыки, – он указал на выпуклую линию. – Будет лучшим для нас, ежели ты проведешь нас. Земли саарарские, – обратился Скороход к купцу.
– Нет, даже и думать о таком брось. Никто и никогда не согласится. Коли известие о… нас дойдет до ушей… не наших, и подавно спасения не будет нам. Тихо идти надобно, – зашикал на него купец.
В каюте повисла долгая пауза.
– Что мы везем? – спросил Рыбак.