скосившись, внимательно наблюдали за бывшим капитаном.
Рыбак в ужасе попятился, кубарем скатился на бак, разбудив одного из матросов, и на четвереньках пополз обратно в трюм. Там он забился в самый дальний угол, и весь остаток ночи просидел тише корабельной крысы, закрыв голову руками и дрожа всем телом.
***
Никто так до конца и не смог понять, откуда налетел ураганный ветер. Буря в мгновение ока разразилась всюду, куда хватало глаз. Море бушевало. Огромные валы с темно-серыми буравчиками, словно живые тянулись к небесам. Небо, грозное и черное, разверзлось долу потоками ливня. Молнии сверкали так часто, что движения олюдей на палубе гуркена казались неестественно-резкими, порывистыми.
Искаженные страхом лица; напряженные физиономии, как перед гибелью; широко открытые глаза, рты, из которых вырывались никому не слышимые крики, судорожные хватания за такелаж, невероятные видения гнущейся под тяжестью морских валов грот-мачты, – все это сливалось в немую какофонию, над которой пели заунывную песнь тугие струны сарбры, которую так любит бог Брур. Каждый моряк, каждый капитан знал эту песнь. Ее называли гимном смерти. Она представала перед обреченными в разных образах, но неизменно под гром этого гимна.
Водные валы перекатывали через гуркен, цепляясь за нерасторопных и унося их в море. Корабль охватило настоящее безумие. Никогда в этих местах у Крикливого острова в начале лета не было подобных штормов.
В каюте Водоглота все ходило ходуном. Множество прекрасных произведений искусства, да и просто занимательных вещиц, которыми тешил себя купец, перекатывалось, по ходящего из стороны в сторону полу каюты, разбитое вдребезги.
Подобно сумашедшему торговец носился по помещению, держась за голову, и дико кричал: «Они узнали!» Морской скороход сидел здесь же. Он молчал. Ни один мускул на его лице не выдавал в нем волнения. Лишь сомкнутые над переносицей брови показывали, что и для него вся эта ситуация стоит душевных мук.
Они почти не обратили внимания на то, что дверь в каюту открылась, и кто-то, не прячась вошел к ним.
– Гибель! Гибель нам, Скороход! – визжал купец. – Я знал. Знал, что не следует подобное принимать…
– Жадность твоя, – прохрипел ему в ответ капитан.
– Сделай же что-нибудь! Я молю тебя… спаси нас!!!
Холкун слишком поздно поднял глаза. Он лишь мельком увидел нависший над ним черный силуэт. В следующую секунду мощный удар обрушился на его голову. Морской скороход привстал, но тут же обмяк и повалился на пол.
Старик, пребывавший во власти животного ужаса, ничего не видел и ничего не слышал. В тот момент, когда его капитан валился на пол, купец выползал из-под скамьи, куда его загнал резкий удар в корпус судна очередной волны.
– Скороход, – тихо звал он, ясно понимая, что его никто не слышит. С трудом он добрался до стола и снова в ужасе отпрянул. – Карта! Где карта?! – Глаза его, водянисто поблескивавшие при вспышках молний, казалось, провалились внутрь глазниц. – Свершилось… – пролепетал он одними губами, дико закричал, охнул, схватившись за сердце, и упал замертво.
Среди всеобщей паники и бессмысленных метаний по палубе гуркена особо выделялись две фигуры, недвижимо застывшие подле румпеля. Они во всем друг другу противоречили. Первая была небольшого, по сравнению со второй, роста и хилого, опять же, в сравнении со второй, телосложения. Широко расставив ноги, обе фигуры крепко держали румпель.
– Готов ли был я к этому? Не знаю. Может и был! – закричала одна из фигур, та, которая была выше. Вторая отмолчалась. – Не охота все же… но коли уж…
– Держи крепче, Хрящеед, – проговорила вдруг небольшая фигура. – Навались…
Оба, и Палон, и Нагдин – а это были они – навалились на румпель, отводя его вправо. В этот момент ветер налетел с невообразимой силой.
– Преломило! – заорал Хрящеед, когда оба матроса почувствовали, как рукоятка корабельного руля свободно поддалась нажиму их тел. Они повалились ниц.
Волна, ударившая в борт корабля, прокатилась по нему и едва не смыла Рыбака с палубы. В последнее мгновение он успел зацепиться рукой за выпиравший из палубы такелажный крюк и повис на одной руке. Палона в это время оттащило в другую сторону отступавшей водой.
Когда Рыбак глянул вниз, он невольно закричал, ибо отчетливо увидел, что корабль не идет по Великим водам, но парит в воздухе, стремительно куда-то направляясь.