Молодые пасмасы и реотвы, по пояс оголенные, сверкая своими покрытыми потом торсами, на которых перекатывались снизу вверх и сверху вниз натруженные мышцы, подняли молоты и единым ударом повыбивали железные пальцы, удерживавшиеся натяжной механизм.
С грозным шипением и скрипом деревянные валы пришли в движение. Метательные машины оживали. Одна за другой они вздрагивали, словно бы очнулись от долгого сна и тут же, зловеще заревев, изрыгнули из себя громадные каменные ядра, полетевшие в сторону высоких каменных стен крепости, натужно пылая охватившим их огнем.
– Пятьдесят, разом! – загоготал восторженно Бодрагбар.
Кин поднял на него глаза и посмотрел так, как смотрят на совершенно постороннего, как смотрят на незнакомца.
В Красноземье Бодрагбар проявил себя неплохо. Он хороший воин. По крайней мере, несется стремглав на любого врага, которого укажут. Но, при всем при этом, проявились в его нраве и плохие стороны. Сперва Кин относил это к чудачествам, кои всякий раз наблюдаются, едва муж оказывался там, где всегда мечтал оказаться – на войне. Почти все новички старались показать друг другу, какие они храбрые. Часто это доходило до бесшабашности. Со временем, Хмурый знал это, подобное проходило, уступая место расчету и хитрости.
Однако с Бодом было что-то не так. Прошло вот уже два месяца, как они высадились в Плесье. Большое количество рек, вернее, их разветвлений делало эти земли похожими на скопление островов промеж невидимого зеленого пресного моря. Густая растительность, разнообразное зверье, тучи насекомых не только облегчали вопросы пропитания армии, но и ставили иные очень важные задачи. Основной была спастись от чудовищных болезней, которые нападали на пришельцев незаметно. Они делали свое дело тихо, но страшно. Разные личины были у хворей: некоторые проявлялись вздутием тел воинов, иные разлагали их тела, будто бы это была глина, третьи проявлялись на коже многочисленными нарывами и язвами.
– Брось ты ржать, – приказал Кин, нахмурившись.
Улыбка вмиг сошла с лица Бода, и он недовольно покосился на лицо своего командира.
Кин снова склонился над лиамигой, рассматривая донесения на ней. «Проклятый Гун-утор!» – пробилось в его мысли и сознание тут же снова переключилось на Бода. «Что с ним сталось здесь?» – задумался Кин. – «Хворь ли или от страха он так?»
Бодрагбар был чрезвыйчано весел. Даже чрезвыйчней чрезвычайного. Похоже, он был единственным оридом, которому жутко нравилось то, что происходило вокруг. Он был в восторге, он ликовал, он радовался всему: каждому снаряду, влепленному в стены крепости; каждой стреле пущенной туда же; даже одному трупу красноземца, – и это бы ничего, но он был не меньше рад, когда из крепости до них долетали ответные стрелы и камни. Оридонцы называли их подарками. Часто эти подарки калечили солдат так, что их тела принимали удивительные формы. Чему здесь радоваться? Но Бод находил и в этом веселость.
– Неплохо размазано, – говорил он булыге, под которой затухала жизнь раздавленного пасмаса или холкуна. На лице его появлялась та разновидность улыбки, которую Кин наблюдал лишь у помешанных.
Неужто Бодрагбар сходил с ума? Нет, такой мысли нельзя допускать к себе, ибо когда она укоренится в его сознании, то он может испугаться Бода, а это ни к чему хорошему не приведет.
Тем временем огненная волна, состоявшая из пятидесяти булыг обернутых в просмоленный холст, достигла Гун-утора и расцветила его яркими вспышками разрывов. Немногие снаряды долетели до стен, и лишь один перелетел за стену крепости.
Кин отложил лиамигу и со вздохом посмотрел вбок. Там прямо на земле возвышалась точная копия Гун-утора. Как и оригинал, слепок замка из глины возвышался на крутобоком холме с трех сторон окруженном широкими рукавами Зубастой реки. Между ними был прорыт ров в сто шагов шириной и длиной не менее пяти полетов оридонской стрелы. Он отделил огромный кусок земли, на котором располагался сам замок и несколько деревушек, жители которых обеспечивали воинов едой и питьем. Вдоль всего полуторакилометрового рва шел навал из земли, на котором возвышались жиденьки частокол и аккуратные пузатые каменные башенки, в которых засели лучники красноземцев.
Попытки Суррагбар-дига взять ров и вал с наскока увенчались тяжелейшими потерями, которые понес и без того небольшой отряд. Из семи тысяч человек более пятисот были убиты, а еще около двух тысяч переранены и умирали в мучениях, ибо тучи мошкары, а также болезни нападали на ослабленные организмы и пожирали их живьем.
Едва приключилось такое несчастье, Сур пришел в неописуемое бешенство. Во главе небольшого отряда оридонской конницы, он выехал вперед, чтобы вести переговоры с комендантом крепости о сдаче укрепления, но попал под обстрел лучников.
Никто из оридонцев не заметил ту особую стрелу, которая полетела не со стороны врага, а сбоку. Она проткнула бок Сура и если бы не его телохранители, рагбар-диг был бы раздавлен ногами своего же кеорха.
– Ты не утерял искусства, – похвалил Кин Нусаса, предводителя отряда лучников.
