– Фактически ты хочешь сказать, – медленно произнес он, – что ты – сила природы? Или нечто вроде законов физики?
– Во вселенной много законов, – отозвалась девчонка. – Не все они касаются физики. Это – изнанка мира. Так он устроен. Множество правил, законов, констант и переменных. Месиво под названием «вселенная». И люди видят только крохотный краешек этой глыбы. Фактически меньше одной миллионной от процента. Или меньше. И если ты спросишь, почему так все устроено, ответ будет один. Потому.
– Но ты, как бы это сказать, разумна?
– Разум. – Девчонка помрачнела. – Сознание. Мышление. Этим словам так мало лет… Крохотная песчинка в галактике математических правил и уложений. Он появился так внезапно, так неожиданно… Созидатель. Способный, в нарушение всяких правил, из ничего сделать нечто. Каприз природы. Не сошедшееся уравнение, ошибка в формуле, сбой. Ярчайшая сила созидания. Но всякое действие рождает противодействие. Новинка встроилась в существующую схему, ломая все, к чему только прикасалась. И постепенно появились новые правила и формулы, наросшие вокруг этого явления, как жемчужина нарастает вокруг песчинки в недрах раковины. Чтобы изолировать опасность от остального мира. Не потому, что этого кто-то хотел. Это непроизвольная реакция, защита.
– Так ты – жемчужина? – медленно спросил Кобылин.
– Скорее то, что следит за состоянием жемчужины. Полирует, чистит, выносит мусор и смазывает петли. Сила. Набор формул, уравнений, правил. И, предвосхищая твой вопрос, всего одна из многих.
– Но у тебя есть самосознание, – возразил Кобылин. – Ты определенно слишком человечна, для набора формул.
– Сознание. – В руках девчонки снова появилась сигарета, и к потолку взлетел новый клуб дыма. – Это заразная штука. Нельзя все время возиться в грязи и не испачкаться. Ты знаком с концепцией ноосферы? Нет? Ладно, проехали. Просто формулы однажды изменились, чтобы им было удобнее выполнять свои функции. Это не было осознанным решением. Это было необходимостью. Я заразилась разумом. Заразилась самосознанием. Так проще выполнять свою работу, следить за тем участком, который отведен мне.
– Какую работу? – напрямую спросил Кобылин.
– Был такой анекдот, – помолчав, сказала неведомая сила, вжившаяся в образ хрупкой девчонки. – Знаешь, зачем построили Кремлевскую стену? Чтобы дураки не лазили.
– Туда или оттуда? – процитировал Кобылин и криво улыбнулся. – Ты Страж. Кое-что ты не пускаешь туда… Уж не знаю куда. И кое-что не пускаешь сюда – оттуда. Где бы это ни было.
– Примерно так, – медленно произнесла девчонка. – Бывает, нужно и сорняки прополоть, и пробки на основном шоссе развести.
– И куда ведет это шоссе? – спросил Алексей, следя за завитками дыма, поднимавшегося к потолку.
– Ты скоро увидишь, – мягко сказала девчонка. – Сам.
– Ладно. – Кобылин бросил еще один взгляд на свою бренную оболочку и все-таки решился: – Последний вопрос. Почему я?
– В смысле? – Девчонка вскинула узкую бровь.
– Не мог не заметить, – медленно произнес Кобылин. – Что ты проявляла особенную заботу обо мне. Помощь… Поддержка? Вряд ли ты так возишься с каждым из смертных.
– Ты – особенный. – Девчонка вдруг очутилась рядом и приложила холодную ладонь к щеке охотника. – Еще одна песчинка, попавшая в механизмы формул и правил.
– Ага, – со значением произнес Кобылин. – Ну, конечно. Избранный. Следуй за кроликом, да. Отправляйся на поиски водяного чипа… Ну конечно.
Он мотнул головой и отступил на шаг. Спокойно глядя в глаза смерти, он произнес:
– А теперь скажи правду.
Девчонка мрачно глянула на охотника и затянулась сигаретой, так, что от нее остался один фильтр.
– У тебя есть особенность, – сказала она. – Она очень помогала. Мне. Нам. Всем.
Кобылин хотел спросить какая, но не успел. Из-за спины вдруг повеяло холодным ветром, и на его плечо легла ладонь. Тяжелая, холодная, огромная. Если бы Алексей был жив, у него бы, наверное, волосы встали дыбом. Но сейчас он просто обернулся, по привычке шагнув чуть вбок, чтобы избежать вероятного удара. И замер.
Перед ним стояли двое мужчин. Парочка, о которой он никогда не забывал, несмотря на то, что они не виделись столько лет.
Один, ростом поменьше, был в черном кашемировом пальто. Лицо вытянутое, крысиное, а под носом – жесткая щеточка рыжих усов. Сквозь дымчатые очки он окинул Кобылина хитрым взглядом и усмехнулся. Второй – здоровенный детина в кожаном плаще до пят, стриженный наголо и с серьгой в левом ухе, улыбнулся так, как мог улыбнуться тяжело груженный МАЗ.
– Фродо, – растерявшись, прошептал Кобылин. – Сэм? Но как…
Здоровяк Фродо протянул руку и дружески пихнул охотника в плечо.
– Молодца, – прогудел он. – А был ведь бомжара бомжарой, помнишь, Сэм?
– Еще бы, – отозвался щуплый. – Долгая дорожка, ох долгая.
– Я не знал, – пробормотал Кобылин. – Вы как… откуда вы?
– Да мы всегда были рядом, – ухмыльнулся Фродо. – Присматривали за шпаненком, да, Сэм?
– Вроде того, – сухо отозвался тот. – Там, в подвале, наломали дров. Не могли же мы все так бросить…
– Но почему я вас не видел? – прошептал Кобылин. – Я чувствовал что-то такое, но…
