этого. Оставила их здесь. Чтобы я мог взаимодействовать с ними. И с тобой?
– Ты был нужен, – быстро сказала девчонка, нервно поправляя единственный белый локон. – Было действие. Сила ответила, началось противодействие. Твоя ситуация… Никто не планировал этого. Это тоже противодействие, часть защитного механизма. Так сложилось. Так повернулись силы. Так разрешились задачи. Вселенная повернулась, и один человек с редким даром получил возможность его проявить. Ты был нужен мне. Но не ты лично. Ничего личного, Кобылин, слышишь? И не смей ухмыляться! Как же трудно с охотниками! Вы все просто ненавидите правила! Если что-то можно сделать не так, вы сделаете не так. И не туда. И не тем концом. И не тем местом! Не знаю, откуда вас выплевывает мироздание на мою голову, я лично об этом не просила!
Кобылин засмеялся в голос, вскинул руку, вытирая проступившие на призрачных глазах слезы. Рассерженная и оправдывающаяся девчонка выглядела очень забавно – если помнить, кто она такая.
– Ты, – пробормотал сквозь смех Кобылин. – Ты слишком человечна для беспристрастной силы природы. Либо ты врешь насчет всех этих законов вселенной, либо ну очень сильно заразилась от нас, людей, разумом.
– Кто сказал, что от людей, – буркнула девчонка, сложив руки на груди. – От вас разума набираться, все равно что воду решетом черпать.
– Ладно, – пробормотал Кобылин, все еще усмехаясь, – я понял, понял. Я вижу, что ты делаешь. Я понимаю. Потому последний вопрос – мои решения…
– Да, – протянула смерть, и сквозь ее облик проглянуло черное пятно. – Все решения ты принимал сам. Ты решал, когда нужно вынуть пистолет и спустить курок. А как это сделать ловчее – да, об этом заботились другие. Но твои решения остаются твоими, Кобылин. И ты несешь за них ответственность. И черт его знает, как тебе удается принимать эти твои решения – в нужный момент, в нужном месте, в нужное время.
– Спасибо, – медленно сказал Кобылин, все еще улыбаясь. – Спасибо за эти слова. И спасибо за то, что ты сделала сейчас.
– Что я сделала? – с опаской осведомилась девчонка с белой прядью, поглядывая на улыбающегося охотника.
– За то, что довела этот разговор до конца, – прошептал Кобылин. – Ты позволила мне узнать все, что я хотел знать. До самого конца. Ты выполнила свою работу. У меня не осталось незаконченных дел, и на все вопросы я получил подробные ответы. Вот и все. Больше меня ничего здесь не держит. Это конец. Теперь я готов.
Хмурое лицо худой девчонки разгладилось. Всякое выражение пропало с него, оставив после себя лишь неподвижную плоть мраморной статуи. Лишь глаза… глаза остались кипящими водоворотами черной материи. Черная футболка с черепом дрогнула, резко удлинилась, превратившись в черную мантию. Белоснежная прядь в черных волосах исчезла. Лицо чуть округлилось, раздались щеки, смягчился подбородок, губы стали бледнее, но полнее. На Кобылина теперь смотрела взрослая женщина в черной мантии, спокойная, уверенная в себе и знающая о себе все, что нужно знать. В ней еще проглядывали черты той худосочной девчонки, но они были смазаны, расплывчаты… Так, намеки, не более того.
– Такой бы она стала? – прошептал Кобылин. – Та девочка из соседнего подъезда?
– Она стала, – мягко произнесла женщина. – Но не здесь.
Медленно вытянув вперед руку, она раскрыла белоснежную ладонь. Черный шарик появился всего на миг – и тут же исчез. Кобылин, печально улыбаясь, вытянул руку, чтобы прикоснуться к этой мягкой и нежной ладони своими грубыми, потрескавшимися, окровавленными пальцами.
Время тронулось с места. Медленно, потом все быстрее и быстрее, набирая скорость. Едва заметный рывок – и мир вокруг Кобылина снова ожил. Все еще улыбаясь, он бросил последний – прощальный – взгляд на свое мертвое тело. Его призрачная рука застыла над ладонью смерти, а улыбка сошла с губ.
Что-то шевельнулось там, на полу.
Отступив на шаг, Кобылин резко повернулся и с изумлением уставился вниз. Отсюда ему было видно, как подергивается тело монстра, почти скрытое за машиной. Длинные ноги, похожие на трубы, покрытые черной шерстью, едва заметно подрагивали, словно внутри них сновали мелкие животные. Уцелевшие руки чудовища, раскинутые в сторону, были неподвижны. Но железный штырь, торчащий из основания шеи, заметно вздрагивал, словно тело пыталось избавиться от инородного предмета.
– Что за… – пробормотал Алексей и резко обернулся, заслышав шум.
Из дверного проема, ведущего на кухню, выглядывала молодая девчонка. Белое лицо, раскосые испуганные глаза, невысокая, с черными косичками. В джинсах, футболке и белом кухонном фартуке. Она застыла в дверях, зажала рукой рот, выпученными глазами уставилась на мертвое тело охотника, лежавшее у машины. А потом рванула с места, как чемпион мира по бегу.
В мгновенье ока девчонка перемахнула через ряд диванчиков, пронеслась через весь зал и пропала за полупрозрачной перегородкой. Только хрустнуло битое стекло под ее ногами.
Заслышав звон, Алексей обернулся и тут же сжал кулаки. Железная точилка для ножей, которую он вогнал в чудовище, выскочила из тела и, позвякивая, укатилась под барную стойку. Обернувшись, охотник взглянул в лицо миловидной женщины, все еще протягивающей ему ладонь с черным шариком.
– Это что? – грозно осведомился Кобылин. – Что за фигня, а?
Женская фигура подернулась прозрачной дымкой, и сквозь нее проступила привычная взору охотника девчонка в черной футболке со стразами.
– Не надо, – тихо попросила она, глядя на Кобылина огромными черными глазами. – Прошу, не надо. Оставь это.
– Это как же понимать? – зловещим шепотом осведомился охотник! – Что такое с этой проклятой тварью? Она что, оживает?
Вся его умиротворенность пропала, словно ее никогда и не было. Благостное чувство завершенности сгинуло. На смену ему пришли знакомые гнев и ярость, мгновенно разогнавшие благостную негу, в которую был готов погрузиться охотник.
– Все предначертано, – тихо произнесла смерть. – Все предопределено.
