угренского князя.
В крас-городской беседе ходил медленный хоровод: тут не зеленый лужок в купальскую ночь, не разгуляешься. Долгими осенними вечерами затевались посиделки под крышей: сперва «рабочие», когда девушки пряли, шили, ткали пояски, а потом «праздные» – когда приходили парни и начинались игры и песни. В середине круга притоптывала младшая Божанина дочь. Худощавая и рослая для своих четырнадцати лет, она помахивала вышитыми рукавами, изображая тоску-печаль, и призывно посматривала на парней в кругу. Вот наконец один из них вышел, взял ее за руку, поцеловал и повел в общий строй – «снял с горючего камня». На игрищах предстоящей зимы они будут держаться вместе, а там как богам поглянется…
В середину круга вышла другая девушка, песня началась с начала. Унелада подавила вздох. Она в свои семнадцать была самой старшей среди крас-городских невест, но не надеялась, что кто-то из здешних парней «снимет ее с камня». Уже много лет она была обручена, но жениха своего видела лишь один раз. Ей тогда сравнялось всего девять лет, а ему двенадцать, и он, высокий угловатый отрок, тогда казался ей, девочке, почти взрослым. Она довольно хорошо помнила его лицо и не сомневалась, что узнает при встрече. Вот только когда эта встреча состоится?
Уже не первую зиму Унелада вздыхала о женихе, но сейчас вдруг обнаружила, что перед ее мысленным взором встало совсем другое лицо. И вызвало не унылую, привычную досаду из-за мешкотности сватов, а горячее волнение, смятение и сладкую дрожь. Если бы
Когда хоровод остановился, Унелада незаметно отступила назад и в темноте вдоль стены проскользнула к двери. Хотелось освежиться после духоты набитой людьми избы, а еще послушать, не едет ли… Поездка Бранемера в лес к Лютаве тревожила ее дочь: а вдруг мать скажет нечто худое? Вдруг его ждет злая судьба? Она, Унелада, готова была многое сделать, лишь бы помочь гостю, и чувствовала в себе достаточно сил для этого. Неважно, что она годится ему в дочери. Или, наоборот, это-то и важно: в ней ведь в избытке того, чего ему так не хватает – молодости, жизненного тепла, уверенных надежд на будущее счастье.
Она вышла и встала возле дверного косяка, сжимая у горла ворот беличьего полушубка. Уже стемнело, но луна, почти полная, ярко сияла, освещая крыши и частокол. Дул ветер, влажный после недавнего дождя, нес острый пряный запах палых листьев. Унелада глубоко втянула в грудь дыхание осени, и вдруг ее наполнило ощущение счастья жизни. Именно сейчас, когда весь мир засыпал, она как никогда ясно почувствовала его красоту и силу. Все чувства обострились, словно промытые прохладной влагой осеннего вечера, и вместе с тем пришло мучительное ощущение близкой потери, боязни опоздать к самому главному. Перед долгим зимним сном богиня Леля в ней отчаянно спешила жить, от жажды любви разрывалась грудь. Казалось, если прямо сейчас она не ухватит за улетающий хвостик свою долю, то больше ее не догнать.
У ворот раздался шум, и Унелада встрепенулась. Слышался скрип, шорох шагов, голоса, и она напряженно ловила среди них один-единственный голос. Да… Это он! Вернулся!
Унелада плотнее прижалась к стене, не желая быть замеченной. Но и не хотела уходить, не повидав его. Возле ворот заблестели факелы, потом огни приблизились. Отроки пошли провожать знатного гостя, освещая путь через лужи до воеводской избы. Девушка легко нашла Бранемера глазами: ростом и статью он выделялся в любой толпе. Проходя мимо, он вдруг повернулся и увидел ее.
– Ты что здесь?.. – в удивлении спросил он, но Унелада видела, что и он смущен это нежданной встречей.
– Судьбу свою жду. – Она улыбнулась.
– И что? – Дешнянский князь тоже улыбнулся, скрывая смятение. – Долго ли еще ждать?
– Теперь уже нет, – просто и уверенно ответила Унелада. – Теперь уже совсем скоро.
