кулаки так, что пальцы сводило от боли, а на коже оставались кровавые лунки от ногтей. И снова вскакивал и кружил по комнате, еле удерживаясь, чтобы не ворваться в соседние покои, где умирал отец.
Умирал по его вине.
Да, хорош наследничек. Вернулся из ада, чтобы угробить папашу. Воистину проклятие для своего рода, как того и пожелала Морико Риндзин.
Кто его за язык-то тянул? Не мог сказать позже?
Или промолчать.
Решил, как всегда, сделать все по-своему? А в каком состоянии отец, ты подумал? По твоей вине, между прочим! Это он надрывался, отдавал последние крохи магии, чтобы вытащить сына обратно, вернуть ему человеческий облик…
Прав был отец, надо думать головой.
«Не прощу, – с каким-то леденящим душу отчаянием понял Джин. – Если он сейчас умрет, я никогда себя не прощу»
И можно тысячи раз повторять себе, что он был прав. Что это его жизнь, что только ему решать, как и с кем он хочет ее прожить.
Все слова казались натужным оправданием перед смертью, сидевшей в изголовье старика.
Когда спустя вечность в комнату вошел Бао, исступление Джина достигло предела. Воспитанный медитациями и суровыми монастырскими порядками самоконтроль дал трещину, Джин чувствовал, как демон рвется, натягивает ослабевший поводок. Остатки душевных сил уходили на то, чтобы сдержать бестию. Не дать ей натворить дел, не сбежать в сладкий огненно-рыжий, в черных полосках туман. Ласковое беспамятство, в котором не было почти невыносимой вины и страха за отцовскую жизнь.
Бао натужно улыбнулся. Лицо жреца выглядело серым и осунувшимся, словно он не ел и не спал несколько дней.
– Нам удалось отогнать смерть, ваше высочество. Но император отказывается засыпать. Он требует вас.
– Конечно!
Джин вскочил. Желание увидеть отца и убедиться, что с ним все в порядке, мешалось со странной робостью.
Цепкие пальцы жреца ухватили его чуть выше запястья.
– Ваше высочество, – с нажимом произнес Бао. – Его величество нельзя сейчас сердить или расстраивать. Боюсь, если начнется новый приступ, никто и ничто не сможет спасти жизнь императора.
Джин сглотнул и кивнул.
Люди смертны, и отец не исключение. И все же от мысли, что упрямого и вздорного старика не станет, становилось так больно, словно кто-то поворачивал рукоять всаженного в грудь кинжала.
И все было так же, как несколько часов назад. Та же комната, то же изможденное тело на кровати. Только на этот раз в воздухе ощущался острый и резкий запах лекарственных трав, а в окно заглядывало солнце. Джин с удивлением понял, что уже день.
– Подойди. – Голос императора был тих, как еле слышный шелест ветра в кронах.
Джин подошел, с болью вглядываясь в старческое лицо. Если в прошлый раз ему показалось, что отец выглядит плохо, то теперь владыка империи Аль Самхан походил на оживший труп.
– Сними, – приказал император, взглядом указывая на медальон – рубин в форме головы тигра на своей шее. Родовая реликвия Аль Самхан. Сердце Огня.
Джин послушно разомкнул цепочку.
– Клянись!
– В чем?
– Что женишься на стерве Риндзин… то есть Ясуката… не важно. Женишься… снимешь проклятие… станешь императором Оясимы… что у тебя будут дети, и род Аль Самхан не угаснет…
Джин склонился и коснулся губами мерцавшего колдовским светом камня:
– Клянусь. Сделаю все, что смогу.
Слабое подобие улыбки скользнуло по бледным губам.
– Хорошо, – прошептал старик.
Его измученное лицо разгладилось, глаза закрылись. Он откинулся на подушку и задышал ровно и неглубоко. Медальон непременно выпал бы из ослабевших пальцев, если бы Джин не подхватил его в последний момент.
Он застегнул реликвию на дряблой шее. С горечью и затаенной болью вгляделся в старческое лицо.
– Простите меня, отец, и спасибо вам за все. Знайте, я люблю вас. Всегда любил. Я поклялся, и я выполню вашу волю – женюсь на Тэруко. – Помедлив, он добавил совсем тихо: – Но я не клялся забыть Мию или оставить ее.
Глава 3
Ловушка
Луч весеннего солнца заглянул в окно. Прокрался по сбитым простыням, погладил разметавшуюся на шелке волну волос и, наконец, робко коснулся плеча прелестной обнаженной девушки. Она, не просыпаясь, отмахнулась и уткнулась в подушку, но луч был настойчив. Словно задавшись целью во что бы то ни стало разбудить спящую, он
