и громкого фырканья Феннека. – Тогда, наверно, до встречи здесь же.
– Наверно, да, – согласился Гын Джу, и Мрачный выкатился вон со всей скоростью, на какую были способны его мускулистые ноги. Гын Джу тихонько присвистнул: – Значит, вот что вы в нем разглядели.
– Вы уверены, что не хотите предложить ему вступить в вашу гвардию? – спросил Феннек. – Такую защиту, какую предлагает он, нельзя купить: она идет от сердца.
– Или откуда-то ниже, – заметил Гын Джу. – Что такое?
– Ступайте оба, – велела Чи Хён, мановением руки отправляя их в сумерки. – После этой искрометной беседы я совершенно вымоталась и думаю, что для разнообразия могла бы наконец хорошенько выспаться. Возвращайтесь не раньше чем за час до рассвета.
Феннек, как обычно, поспешил уйти, но Гын Джу задержался. Его вуаль зашелестела на ветерке, когда он склонился и прошептал:
– Как насчет всего этого: «мы можем завтра умереть»? И сказочно неудачных решений, о которых пожалеем? Я так по тебе соскучился…
– Я тоже по тебе соскучилась, – сказала Чи Хён, быстро целуя его в прикрытую кружевом щеку. – Если позовешь Мрачного и уговоришь его согласиться на тройное удовольствие, мы проведем эту ночь как последнюю.
Гын Джу поморщился и выдохнул, колебля вуаль:
– Ты серьезно?
– Может быть, на мой следующий день рождения, – прошептала Чи Хён, уже не будучи в силах сдержаться, оказавшись так близко к нему.
Когда Гын Джу вернулся к ней и между ними состоялся первый разговор, она держала его на расстоянии вытянутой руки, поскольку все еще сомневалась в правдивости чересчур благовидной истории: а ну как он рассказал ей не все? Но даже если его надежность в каких-то делах была сомнительна, Чи Хён знала, что может доверять ему в постели. О, как она тосковала по нему – каждый день, с тех пор как покинула Хвабун… Ну ладно, почти каждый.
– Вот что я тебе скажу, Гын Джу: давай вернемся в шатер и ты покажешь, как сильно по мне скучал.
Он явно стосковался по ней не меньше, чем она по нему.
София провела весь день с Сингх и ее детьми, а после пообедала с Феннеком, навешав старым друзьям на уши столько же лапши, сколько они ей. Все сомневались в исходе предстоящей битвы, но София всячески старалась их переубедить – с началом дня ей было нужно, чтобы все руки легли на эфесы, а если люди начнут терять присутствие духа уже сейчас, то и без того рискованное дело станет вовсе невыполнимым. В итоге потребовалось только пообещать ранипутрийским наемникам вдвое большую плату, чем уже посулила Чи Хён, и пригрозить Феннеку, что, если он вздумает переметнуться, она занесет его в свой список сволочей. Было приятно, что угроза все еще действовала на людей, которые знали ее с давних пор.
Ночь приближалась, и она зашла проведать Марото, но по смешкам его дружков поняла, что старый дурак так и не пришел в себя после вчерашних злоупотреблений. Дигглби дал ему что-то, чтобы проспать всю ночь, и София, перекинувшись парой слов с Пурной, отправилась гулять дальше. Делать было особенно нечего, и она неторопливо возвращалась к палатке и койке, следуя за Мордолизом, все обнюхивавшим по пути. Утром тысячи людей умрут ужасной смертью лишь потому, что кучка эгоистов вообразила, будто знает, как сделать лучше для Звезды, и одна мстительная женщина желает этим воспользоваться. Завтра могут погибнуть и старые друзья, и новые. Завтра Звезда может необратимо измениться.
Но сегодня София собиралась спать, как довольный насекоман, изжаленный любимой многоножкой. А почему нет? Мелодраму в сторону: шансы, что надвигающаяся битва не станет концом всего, велики – многие с обеих сторон дезертируют, собьются в стаи и примутся грабить беззащитные деревни, которые помогали им из страха или сочувствия, а после опять передерутся между собой. В таком порядке. Повторять по мере необходимости.
Она почти физически ощущала, как палатки гудят от тревожных предчувствий. Все, кто здесь собрался, пришли воевать… но, судя по тому, как говорили об этом остальные Негодяи и что скрывалось за похвальбой Чи Хён, очень и очень многим еще не доводилось участвовать в настоящем бою. Кто бы ни победил, утром демонам достанется больше, чем они смогут сожрать.
Мордолиз как будто вел ее куда-то по лагерю, оглядываясь через плечо, прежде чем повернуть туда или сюда, проверяя, идет ли она следом. София хотела, чтобы он хорошо себя вел в бою, и потому шла за ним, не придерживая. Она чувствовала себя как во сне… нет, не совсем – словно брела через воспоминания. Этот вечер, уже сейчас казавшийся долгим, мог тянуться вечно. Она уже бродила по таким лагерям раньше, накануне большой драки, двадцать, двадцать пять, тридцать лет назад… И после стольких выигранных и проигранных боев она снова здесь.
А, так вот чего он хотел. Пес приволок свою задницу к дружелюбному стражнику, чтобы тот хорошенько почесал старому монстру крестец. В палатку, которую охранял мальчишка, положили боевую монахиню – пусть оклемается, хотя костоправы не слишком радужно обрисовали перспективы ведьморожденной. Знай София, прежде чем наброситься на сестру, что та сплошь покрыта полузажившими ранами, это ничего бы не изменило – побои были настолько же лютыми, насколько и заслуженными. И тем не менее то, что боевая монахиня продолжала лежать без сознания, уже начинало раздражать, коль скоро армия ее хозяина Хьортта грозила атаковать, а из ведьморожденной до сих пор не вытащили никакого признания. София уже дважды приходила проверить, не пришла ли Портолес в себя, но, чем бы ни накачал монахиню цирюльник для облегчения боли, снадобье вырубило ее основательно.
– Она проснулась? – спросила София стражника, который оторвался от Мордолиза и быстро отдал ей честь.
– Она просыпалась и пила воду, когда я заступил, – ответил парень. – Думаю, опять заснула, но я могу разбудить ее, капитан. С удовольствием.
– Пока не надо, – решила София, чтобы и Мордолиза позлить, и ведьме дать время очухаться перед допросом. Кто знает, что у нее за история? Монахине лучше
