– Знаешь… ты позвони Рене. – Он виновато опустил голову.
Я ужаснулся.
– Ты сказал маме?!
– Извини.
Покидая машину, я в сердцах хлопнул дверцей.
Мама, конечно, впала в истерику. Пришлось раз тридцать повторить, что я в полном порядке, прежде чем она успокоилась. Она умоляла меня вернуться домой, совсем забыв, что дом в Финиксе сейчас пуст, но устоять под натиском ее уговоров оказалось проще, чем я полагал. Все мои мысли занимала тайна Эдит. И не в последнюю очередь – сама Эдит. Бред, ну реально же бред. И все равно я не собирался уезжать из Форкса, как сделал бы на моем месте любой нормальный, здравомыслящий человек.
Тем вечером я отправился спать пораньше. Чарли по-прежнему озабоченно следил за мной, и это реально действовало на нервы. По дороге к себе я прихватил из ванной три таблетки тайленола. Они подействовали, боль утихла, и я задремал.
Той ночью мне впервые приснилась Эдит Каллен.
4. Приглашения
В сновидении царила тьма, и только кожа Эдит слабо светилась. Я не видел ее лица – она уходила вдаль, оставляя меня во мраке. Я бежал изо всех сил, но не мог догнать ее, звал во весь голос, но она не оборачивалась. Острое желание догнать ее сводило меня с ума, пока наконец не разбудило. Это случилось среди ночи, и потом я долго, очень долго не мог заснуть. С тех пор я видел Эдит во сне каждую ночь, но только издалека. И ни разу – рядом.
Месяц после происшествия на стоянке прошел в беспокойстве, напряжении и поначалу – в мучительной неловкости.
На всю неделю я очутился в центре всеобщего внимания. Тейлор Кроули меня достала – слонялась за мной по пятам, пытаясь загладить свою вину. Я убеждал ее, что больше всего хочу, чтобы она просто на все забила, тем более что со мной ничего особенного не случилось, однако она не унималась, таскалась за мной с урока на урок, сидела во время обеда за нашим и без того многолюдным столом. Маккайле и Эрике это не нравилось, они поглядывали на Тейлор так же косо, как друг на друга, и я уже начинал опасаться, что обзавелся еще одной непрошеной поклонницей. Мода, что ли, у них такая – влюбляться в новеньких?
Об Эдит никто не вспоминал – никто не ходил за ней следом и не расспрашивал, как все было, хотя я без устали объяснял, что она и есть настоящая героиня, ведь это она буквально выволокла меня из-под машины, рискуя собственной жизнью. Но слушатели всякий раз возражали, что увидели Эдит рядом со мной, только когда фургон оттащили в сторону.
Я терялся в догадках, почему никто не видел того, что произошло на самом деле: она совершила невозможное и спасла мне жизнь. И наконец был вынужден признаться себе: никто не чувствовал присутствие Эдит так же остро, как я. Никто не следил за ней так же пристально. Я вдруг показался сам себе навязчивым и жалким.
Все сторонились Эдит, как обычно. Каллены и Хейлы занимали тот же столик, что и всегда, не ели и разговаривали только друг с другом. В мою сторону никто из них больше не смотрел.
Сидя со мной на уроке, Эдит старалась отодвинуться как можно дальше и, казалось, даже не замечала моего присутствия. Как будто рядом с ней – пустое место. Только время от времени она вдруг сжимала кулаки, и я снова задавался вопросом, так ли самом деле она равнодушна, как кажется.
Мне страшно хотелось продолжить разговор, начатый в коридоре больницы, и на следующий день я предпринял новую попытку. Когда я видел ее в предыдущий раз, в коридоре у приемного покоя «Скорой», мы оба были слишком взвинчены. Но несмотря на то, что мне хотелось знать, как же все было на самом деле, и я считал, что заслуживаю правды, я понимал и то, что выгляжу назойливым – ведь она действительно спасла мне жизнь и вовсе не обязана объясняться. А я ведь даже не поблагодарил ее толком.
Когда я вошел в кабинет биологии, Эдит уже сидела на своем месте. Я сел рядом, но она не повернулась, глядя прямо перед собой. И не подавала виду, что заметила мое появление.
– Привет, Эдит, – сказал я.
Она слегка повернула голову в мою сторону, продолжая смотреть на доску, коротко кивнула и отвернулась.
Вот и весь разговор.
Мы по-прежнему виделись каждый день и на биологии сидели рядом, почти вплотную. Иногда, где-нибудь в кафетерии или на парковке, я исподволь наблюдал за ней и заметил, что ее золотистые глаза день ото дня становятся темнее. Потом они вдруг снова стали золотисто-медовыми. А потом опять начали темнеть. Но на уроках я обращал на нее не больше внимания, чем она на меня. И тосковал. А сны продолжались.
Она раскаивается в том, что спасла меня от фургона Тейлор – другого объяснения не находилось. И поскольку она явно предпочла бы видеть меня мертвым, я делал вид, что меня нет. В письмах матери я бодро врал, что у меня все отлично, однако мать есть мать, и этот бодрый тон ее насторожил. Несколько раз она звонила, чтобы послушать мой голос и убедиться, что все действительно в порядке. На вопрос, почему у меня такой невеселый голос, я отвечал, что достали бесконечные дожди.
Зато Маккайлу явно радовало охлаждение между мной и Эдит. Вероятно, она опасалась, как бы я не влюбился в свою спасительницу. Но теперь Маккайла осмелела, присаживалась на край моего стола перед началом урока и не замечала Эдит так же, как Эдит не замечала нас.
После памятного гололеда снегопады прекратились надолго. Маккайла сокрушалась, что битва на снежках так и не состоялась, однако утешалась мыслью о предстоящей поездке на побережье. Но проходили недели, а дожди все не заканчивались.
Я даже не замечал хода времени. Все дни выглядели одинаково: серость, зелень и опять серость. Мой отчим, Фил, вечно жаловался, что в Финиксе практически не заметна смена сезонов, но, насколько я мог судить, в Форксе с сезонами дело обстояло еще хуже. Я понятия не имел, что весна уже близко, пока однажды дождливым утром не
