– С тобой тоже, – я рассмеялся. Смех прозвучал немного натянуто, но Чарли, кажется, не заметил. Мне стало так неловко обманывать его, что я чуть было не последовал совету Эдит и не сказал, куда собираюсь. Но удержался.
Занимаясь бессмысленным делом – складывая стопкой высушенное белье, – я задумался: неужели эта моя ложь означает, что я выбрал не отца, а Эдит? Ведь я, по сути дела, выгораживал ее, не заботясь о том, с чем придется столкнуться Чарли. С чем столкнуться? Я и сам не знал. Что со мной будет – я просто исчезну? Или полиция найдет мои… останки? Я понимал, что даже представить себе не могу, каким ударом станет для Чарли потеря единственного сына, даже если учесть, что последние десять лет мы почти не виделись.
Но если я скажу ему, что уезжаю с Эдит, чем все это поможет Чарли? Станет ли ему легче, если он будет знать, кого винить в случившемся несчастье?
В сущности, помочь Чарли может лишь одно: если завтра я прилеплю на дверь записку «Я передумал», сяду в пикап и все-таки отправлюсь в Сиэтл. Я знал, что Эдит не рассердится – напротив, она ждет и надеется, что именно так я и поступлю.
Но я твердо знал: такую записку я писать не стану. Даже не подумаю. И буду ждать Эдит.
Значит, я все-таки выбрал ее, отдал предпочтение ей. И понимал, что мне следовало бы мучиться угрызениями совести, раскаиваться, жалеть, но ничего подобного я не испытывал. Может, потому, что с самого начала понимал: выбора у меня нет.
К тому же я почти на девяносто процентов был уверен, что ничего плохого не случится. Я по-прежнему не мог заставить себя опасаться Эдит, даже когда представлял ее с острыми клыками, как в давнем сновидении. Время от времени я доставал из кармана ее записку, разворачивал и читал. Она просила меня беречься. В последнее время она делала все возможное, чтобы уберечь меня. Значит, это заложено в ней? И эта часть ее натуры возобладает, даже если все меры предосторожности окажутся напрасными?
Возня с выстиранным бельем – не самый лучший способ занять голову. В голове сами собой всплывали картины «что будет, если все закончится плохо». Я насмотрелся достаточно ужастиков, моему воображению было на что опереться, финал такого рода выглядел далеко не самым страшным. Как правило, жертвы казались безвольными и обмякшими, пока из них… высасывали кровь. Но потом я вспомнил, что Эдит говорила о медведях, и предположил, что реальные нападения вампиров отличаются от их приукрашенной голливудской версии.
Когда наконец пришло время ложиться спать, я вздохнул с облегчением. Я понимал, что весь этот бред, который крутится у меня в голове, не даст мне как следует выспаться, поэтому решился на крайние меры, к которым еще никогда не прибегал: принял лекарство от простуды из тех, которые обычно усыпляли меня часов на восемь. Решение безответственное, но завтрашний день и так будет непростым. В ожидании, когда подействует лекарство, я еще раз прослушал диск Фила. Почему-то знакомые завывания успокоили меня, и где-то на середине диска я провалился в сон.
После глубокого сна без сновидений, которому я был обязан ничем не оправданным приемом лекарства, я проснулся рано. Отдохнуть за ночь мне удалось, но тем не менее меня не покидало то же лихорадочное возбуждение, от которого я извелся накануне. Я принял душ и оделся, выбрав одежду потеплее, хотя Эдит и уверяла, что будет солнечно. Потом выглянул в окно: Чарли уже уехал, небо было подернуто тонким слоем пушистых облаков, которые, судя по виду, могли вскоре рассеяться. Завтрак я сжевал, не чувствуя вкуса, потом торопливо убрался на кухне. Когда я заканчивал чистить зубы, негромкий стук в дверь заставил меня вздрогнуть, и я чуть было не спрыгнул с лестницы, минуя ступеньки.
Внезапно оказалось, что мои пальцы стали слишком неуклюжими, я едва справился с простым замком, наконец распахнул дверь – и на пороге увидел ее.
Я перевел дыхание. Вся нервозность вмиг исчезла, уступив место безмятежному спокойствию.
Поначалу она не улыбалась – ее выражение было серьезным, даже настороженным. Но потом она окинула меня взглядом, ее лицо прояснилось, и она рассмеялась.
– Доброе утро, – со смехом поздоровалась она.
– Что-то не так? – Я осмотрел себя, надеясь, что не забыл что-нибудь важное – например, обуться или надеть джинсы.
– Мы гармонируем, – она снова рассмеялась.
На ней были синие джинсы и светло-бежевый джемпер с круглым вырезом, из-под которого виднелся белый воротник тенниски. Мой джемпер имел точно такой же оттенок, и джинсы тоже были темно-синими, только Эдит, в отличие от меня, выглядела как настоящая модель.
Я запер дверь дома, Эдит направилась к пикапу. У пассажирской дверцы она застыла в ожидании с мученическим выражением лица – по вполне понятной причине.
– Мы же договорились, – напомнил я, открывая перед ней дверцу.
Она с мрачным видом уселась на место.
Я сел за руль, стараясь не морщиться от оглушительного рева двигателя.
– Куда нам? – спросил я.
– Сначала пристегнись. Я уже нервничаю.
Я закатил глаза и подчинился.
– Так куда? – повторил я.
– На север, по Сто первому шоссе.
Ощущать на своем лице ее взгляд и следить за дорогой оказалось на удивление трудно. Поэтому я старался вести машину по еще спящему городу как можно осторожнее.
– Ну как, рассчитываешь выбраться из Форкса к вечеру?
– Имей совесть! Этот пикап годится твоему «вольво» в дедушки.
