Мы пошли между зеленеющими холмами. Кое-где встречаются густые поросли шиповника и кустарников с большими белыми цветами. От бутонов идет головокружительный сладкий запах, вокруг них деловито гудят пчелы.
Когда проходили мимо одного из таких, особо смелая пчела подлетела ко мне и несколько секунд жужжала рядом, словно высматривала сетчатыми глазами, можно ли у меня что-нибудь вкусненькое урвать. Поняв, что с цветами у меня мало общего, она резко взяла влево и умчалась к кустам.
Варда периодически подгоняет, поглядывает из-за плеча, губы кривятся. Все кажется, сейчас начнет подшучивать и издеваться, но рыжий молчит. Лишь ушами подергивает.
Солнце поднялось выше и недобро смотрит сквозь белесую дымку. Обжигающие лучи скользят по коже, норовят снять верхний слой, чтобы добраться до нижнего – нежного и мягкого, выжечь, к лешему, до костей.
Пришлось накинуть капюшон и заправить волосы внутрь, чтобы в глаза не лезли. Блаженная тень легла на лицо, из-под края я посмотрела на Лисгарда. Тот расправил плечи и довольно шагает, кожа покрылась легким матовым свечением, волосы блестят, как слюда. Я завистливо вздохнула и задумалась.
Чародей сказал, Талисман упадет через три дня, мы идем всю ночь, а горы все не видно.
Наклонившись к белокожему, я прошептала расстроенно:
– Может, Варда прав?
Лисгард непонимающе покосился на меня, уши привстали, он метнул яростный взгляд в спину рыжего.
– Вы во всем готовы с ним согласиться? – спросил он недовольно.
– Нет, – сказала я, качая головой. – Я о другом. Может, нет никакого Талисмана и чародей наврал?
– Чародей мог, – согласился белокожий. – Он ведь человек.
Я продолжила рассуждать:
– Хотя рыжий и в ворона не верит.
– Какого еще ворона? – спросил Лисгард.
Я не ответила, вместо этого ускорила шаг и поравнялась с Вардой. Он прет, как бык, по жаре, даже мухи облетать стараются, когда натыкаются на суровое лицо.
Чтобы избежать двусмысленных намеков и взглядов, я на всякий случай плотнее запахнула плащ. Кожа, спрятанная от жгучих лучей, стала быстро остывать.
Я спросила:
– У нас план есть? Или идем куда глаза глядят?
Варда покосился на меня, на ходу поправляя пояс с мечом.
– Я исходил Межземье вдоль и поперек, – сказал он. – Дорога идет мимо избушки, дряхленькой такой. Вроде пустая, хотя вокруг малинник и тыквенное поле. Потом сворачивает на восток и тянется до перекрестка трех дорог с постоялым двором, таверной. Там можно передохнуть.
– Передохнуть? – не поняла я.
– Ага.
– А как же гора? У меня время ограничено, если не забыл.
Губы Варды скривились в усмешке, он проговорил:
– Почему забыл. Помню.
Я зыркнула из-под капюшона и нахмурила брови. Вроде говорит честно, но лицо такое, словно украл единорога и не признается. В голове мелькнула мысль – если таверна, значит, люди.
– А в твоей таверне нам не кинутся уши отрезать и каленым железом жечь? – недоверчиво спросила я.
Рыжий покачал головой.
– Постоялые дворы зачарованы, – объяснил он. – Там запрещены убийства. Драться и буянить можно, кувшины об голову бить, табуретками швыряться. Но если умертвишь кого – окаменеешь. Так что аккуратней там.
Я нервно прижала капюшон к голове и сказала:
– Не убьют, так покалечат. После резанья, думаю, можно выжить.
– Да? – прогудел Варда. – А много ты выдела живых эльфов с отрезанными ушами?
Задумалась. Своих сородичей знаю не так много, только эолумских. Зато с людскими традициями познакомиться успела.
– А если случайно? – осторожно поинтересовалась я.
– Что случайно?
– Убил случайно.
– Какая разница? – фыркнул рыжий. – Убил – окаменел. Там за конюшней целый сад с глянцевыми статуями. Все случайные.
Я снова задумалась о странных землях, в которые нас затащил рыжий, где карают всех подряд, без суда и следствия. Минуту шевелила ушами под капюшоном, разглядывая кусты с белыми цветами. Пчел стало больше, в некоторых бутонах по две, а то и три. Копошатся, с недовольным жужжанием отнимают друг у друга пыльцу, когда кому-то удается выхватить лакомый кусок, остальные делают вид, что совершенно не заинтересованы.
