Ночь накинула на горы глухое черное покрывало. Даже луна сероватой дымкой укуталась, словно не желала на ведьмачье бесстыдство глядеть. И было от чего очи воротить да бледно-золотые лучи прятать. Юга, уже не заботясь, приметит ли кто, оседлала верного Дубину и, хорошенько лягнув по широким бокам, взмыла в небо. Прохладный ветерок приятно обдувал лицо, темнота прятала морщины, чернила седину. Можно было просто наслаждаться бытием в Яви. А тепереча, когда смерть прошла совсем близко, жизнь казалась особенно смачной, словно наполненное соками тушеное мясо, которое хочется вкушать и вкушать, даже если брюхо набито до отказа.
Широкие мозолистые ладони загребали будто загустевший воздух, босые ступни отталкивались от него, делая прыжки длиннее, а полет мягче. Ведьма скрипуче расхохоталась, вспомнив, как Лисица встретил свою поверженную шайку, и, потянув за волосы, вынудила Дубину перевернуться вверх ногами. Припомнила, как сдавил горло серебряный обруч, заговоренный главным чародеем Смедина, как коснулся шеи стальной клинок – и косматая голова едва не очутилась на длинном копье. Добре, что она сумела злость главаря на других перебросить. Откупилась…
Когда река и небо поменялись местами, кряжистый палец коснулся слез Макоши. Ледяная вода обожгла сморщенную плоть, но Юга руки не одернула, наслаждаясь этим странным противостоянием. Да и Великая богиня просто так не убьет, попугает – и будет. А ведьма нет-нет да и станет сильнее. Пущай через боль, пущай через муку. Ведь только страдания и закаляют.
Когда кисть занемела, а пальцы перестали слушаться, Юга повернула послушного «скакуна» в лагерь. Покружив над пятью головами, что на разном уровне, но с одинаковым выражением ужаса «красовались» на кольях, Дубина опустился наземь. Ведьма слезла и еще раз глянула на отрубленные головы. Дольше всего взгляд задержался на том, что еще недавно прочно сидел на узких плечиках да лелеял надежду о достойной награде, что дозволила б к семье возвернуться и подобно князьям зажить. Старуха нахмурилась – говорила ведь, упреждала! Малец бестолковый! На выцветшие от прожитого очи набежала слезинка. Старуха утерла ее пальцем и отправила в рот – нече жалость расходовать. Все ж получил юнец награду: из всех подельников ему и вправду перепал знатнейший куш – самая длинная и прочная палка из всех. Да уж, умеет Лисица слово держать…
Старуха невольно сжала свое горло и еще раз обвела головы внимательным взглядом – эх, столько силы зазря перевел. Лучше б ей дозволил обновиться – все ж молодая она куда прытче. Наказал… Ну да ничего, заманят новых сторонников, тогда она и избавится от морщин. А покуда…
– Эй, Дубина, пойдем-ка. Самое время твоей лю?бой силенок поднабраться.
Здоровенный детина заскулил и, зажав яремную вену, кинулся наутек.
– Вечно бежит! – посетовала старуха, ощупывая взглядом бушующую растительность, сомкнувшую ветви за гигантом. – Вернись подобру-поздорову. Сам ведаешь, только хуже будет. И дольше, коли разозлюсь.
– Юга! – позвал главарь.
Ведьма тут же стерла с лица кровожадность и подобострастно поклонилась.
– А ты уверена, что на этот раз не оплошаешь?
– Как можно, господин? – приняла оскорбленный вид старуха.
Лисица раздул ноздри и молча вернулся к костру.
– Дубину-у-ушка, – протянула Юга, высвобождая острый кинжал из-за пояса и направляясь к трясущимся кустам, где спрятался здоровяк. – Выходи!
Немиру разбудил громкий стук в дверь и оклик Пульхерии:
– Вставай, соня! Тебя уже спутник дожидается.
– Иду! – прохрипела в ответ подопечная ослабевшими за ночь связками. Резко села, протерла глаза. Чернела лунница, прорезанная в запертых ставнях – солнце еще не взошло. Но напоминание о Войтехе мигом развеяло остатки сна. Немира соскочила с кровати и принялась собираться. Обмылась, причесалась, оделась. Схватив лук, колчан со стрелами да заготовленную с вечера котомку, направилась к двери, но вдруг остановилась. Обернулась. Взгляд скользнул по каменным стенам, по скудному убранству, оконцу. Нет, жалость не всколыхнулась, сердце не ускорило ритма. Келья долгое время была скорее средоточием мучительных дум и переживаний, чем домом, как и весь Лунный храм. И скучать по ним она не станет, разве что по волхвицам да по лесу Макоши.
Дубовая охранительница захлопнулась, но Немира уже не слышала грохота от соприкосновения толстого дерева и камня. Она стремглав неслась по коридору. И лишь у входа в столовую остановилась. Переведя дух, вошла с гордо поднятой головой, едва усмиряя взгляд, что так и норовил зашарить по помещению в поисках Войтеха.
– А ведьмарь где? – поинтересовалась девица, вкладывая в голос побольше безразличия.
– Он уже поел, – пожала плечами Пульхерия. – И ты давай не мешкай. Сама ведаешь, рассвет быстро растворится, а ногай-птицы теперича особливо обозлились.
Немира кивнула и плюхнулась на лавку. После битвы прошло несколько дней, но крылатые твари не только не успокоились, а стали еще опаснее и лютее. Олелько едва до Луннинца добрался. Кабы стрелки города сплоховали – быть и ему разорванным на куски страшными клювами да когтями.
Ой, Олелько!
Девица резко выпрямилась. Как же она уедет, не попрощавшись с ним? Надо бы Войтеха упросить через град пройти. Да и куда их путь лежит, не мешало бы выяснить. Конечно, она втайне холила мысль, что ведьмарь ее себе в помощницы возьмет, но выведать наверняка не помешает. Да и про оберег узнать. Хорошо бы им вообще поговорить. Так все что-то мешает!
– Твои любимые блинчики с мясом.
