Семья большая, живут в глухомани. Мать и батька, поди, от зари до темна пашут, чтоб прокормиться. Занял себя сынок – и ладно. Какие игрушки? Какое воспитание? Тут бы выжить. Никак пацаненок той ласки и не видывал никогда.
Девица присела на берегу рядом с ворохом обносков непонятного цвета и черпнула воду из набежавшей волны. Плеснула в лицо. Еще раз.
– Эй, чего там вошкаешься?! Прыгай сюда!
Щуплый зад блеснул в первых лучах солнца и скрылся вслед за головой в воде.
– Бодрит! – объявил мальчик, фыркая и отплевываясь.
– Благодарствую, я уже ночью взбодрилась.
– Как знаешь.
Вершок без тени стеснения выбрался на сушу в чем мать родила и, выбив из ушей воду, сунул изрядно посветлевшие стопы в штанины. Немира с напускным интересом изучала сорванную ромашку, а затем попыталась заполнить неуклюжее молчание:
– А с чего ты вдруг решил, что Войтех княжич?
– Ну как же? Талисман на его шее. Золотой орел, что в лапах солнце держит, – это ведь символ владык смединских. Я самолично видел вышивку на одежах боярина, – мальчишка горделиво хлопнул себя по груди, – когда тот в позапрошлом году в Болотню наведался. Но то боярин. Всем известно, что символ из злата только княжичи носят.
Немира и не заметила, как оборвала все лепестки.
– А что за Болотня?
– Городок. Тут недалече. Всего два дня пути пешему.
Вершок затянул штаны.
– Интересно, вот если твой спутник и взаправду ведьмарь, то откуда у него княжий символ? – зеленые глаза ждали ответа.
– Он взаправду ведьмарь, потому тебе лучше поторопиться.
Было решено дом мальчишки обогнуть. Все ж гонители не отступали. Дорога оказалась трудной. Кругом топи да леса такие, что человек с трудом пройдет, что уж говорить о лошади. Но, благодаря юному проводнику, с коней пришлось слезть лишь дважды. Ближе к полудню показалась почерневшая горбатая избуха, поросшая мхом. Она неприветливо косилась на незваных гостей единственным оконцем, затянутым бычьим пузырем, точно бельмовым оком.
– Вот и мои хоромы, – нахмурился мальчишка и спрыгнул наземь.
– Стало быть, пора прощаться, – ободряюще улыбнулась девица.
– Ой, глядите, белка! – указал на ель бывший пленник.
– К беличьему хвосту еще горящих ветвей не привязывал? – сощурился ведьмарь.
Мальчишка потупил взор:
– Просто ее в Болотне можно на леденцы сменять. Тамошний торговец уж больно беличий мех уважает.
Немира выхватила стрелу, приладила к тетиве. А в следующий миг Вершок переводил восхищенный взгляд с лучницы на рыжий трофей, распластавшийся на траве.
– Меньше десятка не бери, – подмигнула девица.
Войтех тоже одарил мальчишку, но напоминанием о том, кем на самом деле является и как печет огонь. А еще рассказал, что водит дружбу с лесуном, и тот непременно доложит, коли Вершок замыслит очередное надругательство учинить.
Какое-то время Немира представляла себе мальчика, как он обнимал белку и махал на прощание новым знакомым. Мимолетная встреча, которая если и не перевернула жизнь ребенка, то уж навряд ли скоро выветрится из памяти. Тем паче с такими-то напоминаниями. Девица косо глянула на ведьмаря, ехавшего впереди. Он резко обернулся, но взгляд спутницы, вдруг оказавшийся способным прожечь «дубовую шкуру», уже перебежал на бушующую растительность, через которую с трудом продирались кони. Впрочем, эта встреча и для нее не прошла бесследно. Мысли так и вились вокруг оберега. Но задать вопрос, прочно обосновавшийся на языке, Немира не решилась, даже когда солнце забралось на самую верхушку неба и, укутавшись тонкорунными облаками, задумалось о чем-то своем, наверняка слишком ярком и горячем для человеческого разума, потому она задала другой:
– Может, передохнем?
Спутник натянул поводья, замедлив лошадиный бег, и внимательно огляделся. Прислушался. Принюхался. И лишь затем согласился.
Костер разжигать не стали. Обошлись вяленым мясом да пряным медком. Беседа не складывалась. В Немире все еще сидела обида, а ведьмарь, похоже, забыл (или делал вид) об опрометчивом обещании поговорить.
Девица прилегла на траву. Над головой дрожали и серебрились листья раскидистой ольхи. Небо разлилось лазоревым морем, по которому плыли белоснежные величественные корабли, затейливые торговые ладьи и прохудившиеся рыбацкие лодки. Разнежившись на солнышке, Немира смежила веки. Но сон не успел подступиться – что- то теплое и шершавое коснулось щеки.
– Ты все еще сердишься на меня?
Серые глаза открылись. Спутник с виноватым видом примостился подле.
– Прости… Я сказал правду – ты мне небезразлична, – длинный выдох слился с ветерком. – Но я не имею права любить тебя.
