– И сорок фонтанов. Только у каждого свой тотем.
– У вас орел, я помню. Покажешь потом?
– Если захочешь.
Он оторвал взгляд от города, повернулся ко мне. Взгляд больного зверя. Прощальный взгляд.
– Тебе, наверное, уже сказали, что я не могу даже произносить твоего имени вслух. Что вокруг множество достойных молодых людей, а я… лишь бегун, опозоривший честь двух родов.
– Это не важно для меня.
Я попыталась прогнать набежавшие слезы и даже улыбнулась. Вышло плохо.
– Нет, важно. Потому что это правда. Я – слабак, который сбежал от своей судьбы. И дурак, потому что судьба лишь посмеялась над моим бегством. Я стою здесь, но в этот раз со мной рядом та, которой суждено стать великой ледяной и которой не нужно будет такое ничтожество, как я. Но хуже всего другое. Я предал тебя, Айрин, и ты вправе меня ненавидеть. Нет, не говори ничего, просто выслушай. Время, отпущенное нам, на исходе, и это единственный шанс облегчить душу перед тем, как мы расстанемся. Вот, держи.
Он протянул плотный конверт. Я недоуменно вздернула брови, но конверт взяла.
– Обещай, что откроешь его, когда останешься одна. Не хочу, чтобы кто-то видел твои слезы. И еще пообещай, что сделаешь это сегодня вечером, когда в доме будет Лазарита.
– Почему?
Он смутился:
– Ты, точнее, твой дар не совсем стабилен. Это одна из причин, почему я тянул так долго, хотя должен был признаться сразу. Чем сильнее дар, тем сложнее с ним справиться. Просто обещай, что сделаешь так, как я прошу.
– Обещаю, – прошептала я, чувствуя, как слабеют ноги, как холодом разливается в душе понимание, что моему счастью только что нанесена смертельная рана. – И ты обещай, что не уйдешь просто так. Что найдешь меня, где бы я ни была.
Я не готова сейчас отказаться и потерять тебя, Отшельник. Понять и простить могу многое. Еще бы знать, какую жертву ты от меня потребуешь, Торес.
Он покачал головой:
– Если ты захочешь меня видеть…
Все ясно – уже решил за меня, принеся наше счастье на алтарь моего будущего успеха. Мужчина…
– А ты попробуй сделать так, чтобы захотела. – Я склонила голову набок и… Моя подруга Эстер мною бы гордилась. Это был идеальный взгляд кокетки.
– Айрин, – выдохнул Торес, делая шаг ко мне, – ты сводишь меня с ума, заставляешь забывать обо всех обещаниях. Я… – он запнулся, – позволь мне вспомнить, какая ты… на вкус.
На вкус? Щеки полыхнули румянцем, но глаза выдали меня. Он нежно коснулся моих губ, сначала робко, но затем все настойчивее пробуя их на вкус, сминая и покусывая. И пусть у поцелуя присутствовала горечь прощания, пусть мы, точно преступники, прятались ото всех. Мы воровали счастье у судьбы, но я ни в чем не раскаивалась.
– Люблю тебя, – коснулся моей щеки горячий шепот, – люблю и хочу, чтобы ты была счастлива.
Мне стало больно при мысли, что Торес не видит для себя места в этом счастье. И потому я не торопилась с ответом. Тяжелым грузом лежал спрятанный в кармане конверт, и, подозреваю, ничего хорошего для меня в нем нет.
– Не нужно меня уговаривать полюбоваться на чудный закат, – ворвался в наше уединение язвительный голос Лазариты. – Еще немного, и я решу, что ты собираешься претендовать на место моего стража. А что, целитель мне не помешает… Да не бледней так, я пошутила.
Лазарита говорила нарочито громко. Голос Сетальди был неразборчиво тихим.
Я стояла, спрятав лицо на груди у Тореса. Случись подобное месяца два назад – от стыда бы сгорела, а так даже забавно. Ну точно старшая сестра поймала на запретном, а тебе ни капельки не стыдно, потому как уверена, что сама она не образец добродетели. И смех и грех, одним словом.
– Впрочем, могу и передумать. Что значит, есть ли у меня совесть? Конечно, есть, но не для всех. Ах, прощальный поцелуй? Прощальный, так уж и быть, потерплю. Только мне кажется, никакой он не прощальный. Вполне себе обычный…
Ну все. Надоел мне этот балаган, пора заканчивать. А так все хорошо начиналось… Мой первый день в Ларгарде, первое свидание, розовый закат. Для канона не хватило букета роз и плачущей скрипки. Впрочем, подозреваю, розы здесь не выживают, а скрипка считается инструментом слабаков.
