– Доммы – так называются книги, – заметил нельгезид. – В них записи разных историй. Сделаны книги из листов, подобных кытатским рисовым, – о них говорил наш старшой. На листах много знаков – это кости словес. Они напоминают ряды черных муравьев.
– А мне кажется, это застывшая речь, – сказал орхо. – Вернее, замершее отражение речи…
Нельгезид словно его не расслышал.
– Одни люди пишут книги, другие читают. Но на свете мало таких ученых. Надо иметь огромную память, чтобы знать все словесные кости, ведь у каждой свое имя, а число их несметно.
– Когда-то я видел книгу – домм алахчинов, – вздохнул Сандал. – Обложка его была кожаной, и под нею одна на другой лежали тонкие кожаные листы, изрисованные закорючками сверху донизу. Наш верховный жрец объяснил, что это спящие звуки слов… Ох, и впрямь, сколько же надобно времени жизни, чтобы выучить столько знаков!
Старшой нельгезидов прислушивался к разговору снисходительно, а тут вклинился:
– Алахчины исчезли, исчезнем в свой срок и мы, и наши народы. Даже родные земли неузнаваемо поменяют свой облик по прошествие веков – пушинок в перине вечности, на которой почивает Создатель…
Торговец повел рукой, хотел что-то добавить, но вдруг вскочил и бросился вдогон прошедшим мимо парням.
Двое, толстый и худощавый, шагали в белом туманце ночи, шатаясь, словно сильно устали. Худощавый вынул из-за пазухи темный глиняный кувшинчик, запрокинул над головой и присосался к узкому горлышку. Запыхавшийся торговец дернул его за рукав и принялся что-то сердито выговаривать.
Сандал устыдился: не чужеземцу, а ему, главному жрецу, надо было отругать юных дурней. Напились хмельного! Вот еще напасть, позорище перед чужаками. После торжищ надо будет собрать Малый сход и крепко пропесочить аймачных, чтобы следили за молодыми!
Домм второго вечера. Загадки Эрги-Эн
Атын подарил Илинэ берестяной венец. Очень красивый – с чудесными тиснеными узорами, перекрестьем на макушке и резными висюльками по бокам. Девочка побежала к ряду кузнецов орхо глянуть на себя в отражатель. Илинэ хотелось понравиться тому, кого она все дни искала в Эрги-Эн. Вот и сегодня с утра внимательно разглядывала мужчин тонготов, ньгамендри и других кочевников, прикидывая их к слову «отец». Не нашла. Не было здесь подходящего к этому слову человека.
Брат позвал к кострам, где Асчит готовил обед для воинов. На берегу клубился вкусный дым, кипели подвешенные к стоякам котлы. Нисколько не страшась огня, лежали на песке упитанные быки, пригнанные для обмена. Подергивали ушами, жуя бесконечную жвачку, устремив вдаль большие влажные глаза. Рядом мальчишки лениво запускали камешки в реку.
Зной позвал мужчин к реке. Вынув из холодной воды симиры с кумысом, пили остуженный напиток, выгоняя из себя солнечный жар и сонливость. Стражи держали под надзором известных драчунов, ищущих предлога для ссоры, и присматривали за кочевниками, непривычными к хмелю.
Веселый мясовар, по своему обыкновению, шумел и квохтал, хлопоча над котлами с черпалкой в руке. Что-то мешал, пробовал, да еще успевал загадки загадывать пришедшим в гости детям. Заговорщицки подмигивая, спрашивал:
– Белые жеребцы дерутся, гнедой их разнимает. Что это?
Ребята думали-думали и не сумели разгадать. Когда предположения иссякли, сын старика Мохсогола Билэр тихо сказал:
– Зубы и язык.
– Умница! – воскликнул Асчит. – Сам догадался?
Мальчик застенчиво кивнул.
– Теперь такой вопрос. Шесть ног, две головы и хвост; двое их, а все равно что один.
Билэр снова подождал, пока другие гадали. Ребята совсем запутались, лишь тогда обронил:
– Всадник…
Мясовар с удивлением взглянул на мальчишку.
– А эту попробуй-ка, отгадай. Спит с тобой, встает с тобой, ест с тобой, бежит с тобой. Все, что ни делаешь, повторяет, но ни слова не говорит.
Ребята и покумекать как следует не успели, а Билэр ответил:
– Тень.
– Ты эти загадки заранее знал, – усмехнулся, подходя, толстый Топпот.
– Их тебе, поди, загадывал твой отец-старикашка, – добавил за его спиной Кинтей.
– Нет, сам додумываюсь, честно. – Глаза Билэра начали наполняться слезами.
