У звезд холодные пальцы

Из левого набухшего сосца источались капли угольно-черные, из среднего – красные. Капли падали на платье, отчего оно становилось еще пестрее.

Когда мальчик напился, старушка не без труда затолкнула в ворот непокорные востроглазые груди.

Атын попытался закрыть рот и не смог. Челюсти, клацнув, снова распахнулись. Бабка покопалась в корзине. Достала из сваленных в кучу комков лягушачьей икры, бычьих мошонок и черных кровавых сгустков кусок сырого мяса. Кинула его в рот питомцу. Он с трудом сглотнул. Скрюченная старухина лапка полезла в корзину за новым куском.

– Нет-нет, я уже сыт, – поспешил отказаться Атын. – Скажи мне, что это за место и кто здесь живет?

– Ты на острове с ними и с нами, в Мерзлом море, в начале концов. Между явью, причудой и снами в самом стрежне Реки Мертвецов, – неприязненно проскрипела старушка. – Быть шаманом – великое счастье, но не слишком тебе повезло: ты находишься в северной части, где добро – одновременно – зло. Спишь в гнезде чудотворного древа на высоком девятом суку, где питают шаманские чрева, а людские потом иссекут. Перекроют в тебе человечье и кузнечную тягу твою, поменяют рассудок и речи… После я тебя вновь сотворю.

Презрительно сплюнув, она проворчала:

– На весах то одно, то другое, то шаман победит, то коваль… Ох, мое молоко дорогое на такого волшебника жаль!

– Я буду волшебником? – прошептал Атын, испытывая враз изумление, восторг и страх.

– Кузнецом… тьфу, шаманом ты станешь, – поправила себя старуха. – Ведь камлать – не железо ковать… – И сердито каркнула: – Плохо кончишь, коль не перестанешь мне вопросы свои задавать!

Атын не испугался угрозы.

– А если бы я лежал в гнезде западных шаманов?

– Эти сами свой путь выбирают и обычно довольны собой, – пуще озлилась, но все-таки ответила она. – Ну, а южные лучше играют с превращеньями и ворожбой.

– Что будет со мной дальше?

– Иссеченье пройдешь, коль не треснешь. Стерпишь муку – тогда молодец. Трижды сгинешь и трижды воскреснешь, и наступит твой полный конец!

Старуха злобно захохотала, разинув рот, набитый мелкими мышиными зубками. Живые груди толкались и оттягивали пестрое платье в разные стороны.

* * *

Атын спал, просыпался, ел и опять спал, ощущая в себе тяжесть ленивого времени. Как-то, проснувшись, он по привычке разинул рот и закричал, но старуха в этот раз не примчалась на зов.

Мальчик сел, прочихался от лезущего в нос пуха и протер глаза – поблазнилось, что воздух кишит мошкой. Оказалось, небо впрямь стало черным. Несметное полчище мелких крылатых тварей роилось и неумолчно пищало над деревом. Они напомнили Атыну его нерожденного двойника – такие же костистые, лысые, обтянутые заплесневелой кожицей. Но в отличие от близнеца эти существа имели узкие, покрытые коричневым волосом крылья и голые розоватые хвосты, а лица их были толстогубы и плотоядны.

– Иссеченье, иссеченье! – разобрал мальчик в их пронзительном писке. Словно по сигналу, толпа тварей набросилась на Атына и выволокла его из гнезда.

Сон, сон, сон! Мальчик в ужасе повторял в уме это слово, будто оно было способно спасти, даровать желанное пробуждение в теплой юрте, где слышно храпение Манихая и утреннее бряцанье матушкиной посуды, а безвольное тело вертелось вьюном, хихикало, заливалось и закатывалось в изнеможении. Хвостатая нечисть, визжа, тормошила его, покусывала и щекотала…

Оглушительно прогрохотал гром. Небо надвое расколола сверкнувшая огненным острием молния. Одна небесная половина вспыхнула глубоким голубым светом, вторая затянулась дымными багровыми тучами. Затряслась земля. Подняв к небу хищные лица, облизывая оттопыренные красные губы, твари возбужденно заголосили:

– Зверь шаманского злобного дара!
– Иссечет он и снова срастит!
– Духам зверь приготовит подарок!
– Нас свежатинкою угостит!

Мальчика обдало смрадное дыхание. Знакомое чудище, Лось-человек, нагнуло горбатый нос и принюхалось. Атын опомниться не успел, как один из страшных рогов поддел его за живот, подкинул тело и, легко вспоров кожу, дернул снизу вверх…

Рот захлестнула горячая струя крови. Отсеченная голова, беззвучно крича и плача, покатилась по земле. Лохматая рука поймала голову и водрузила на шаткий шест. Выпученные в смертельной муке глаза Атына смотрели, как чудовище насаживает разодранные