У звезд холодные пальцы

куски его мяса и внутренностей на крючья когтей. Нечисть неистово визжала и вилась вокруг. Зверь отмахивался, подносил к трепещущим ноздрям кровавые куски и глухо мычал:

– Четыре двадцатки и девять кусков на трижды и три отсужу… Достанется поровну духам даров, налитого кровью мясца! Четыре двадцатки и девять костей в отдельную кучу сложу, а сверху обильно насыплю горстей горючей земли солонца!

Из разбитой молнией небесной трещины хлынули дождь, снег и крупный град. Безумные ветра понеслись навстречу друг другу и столкнулись лбами. Опоясали остров бурями, вихрями, стеной взмывшего кверху песка и ледяной шуги.

– На пир, на пир зовем весь Нижний мир! – закричали крылатые твари и принялись точить коготки о торчащие веерами зубки. С их возгоревшихся ртов капала пена, задранные хвосты изгибались и вертелись дождевыми червями.

Лось-человек юрким языком облизал свои неуклюжие пальцы. Их словно из копыта вырубили вместе с когтями. Едва очистил от крови последний коготь, как в небе прояснело. Ветра утихли, и вихревые стены вокруг острова улеглись. Из трещины в клубах дыма, вращаясь воронкой, вырвался смерч, ринулся вниз со страшным свистом и хохотом. Нижний суженный зев воронки примерился к первой доле мяса и выпростал подвижные мокрые губы. Ловко подхватив угощение, они со смачным звуком втянулись обратно.

Следом за тем из глубины земли раздался протяжный стон. Твердь вздулась пузырем и лопнула, выплюнув из бреши вместе с облаком пыли немыслимого урода. Толстые складки усеянной волдырями кожи свисали с его шеи, живота и седалища. В середке бородавчатого лица торчал мясистый хобот. На нем трепыхались, жадно принюхиваясь, влажные валики ноздрей. Страшилище разметало хоботом нечисть-мошку, которая пыталась с лету впиться во взбухшие темной кровью волдыри. Из урчащей утробы выдралась шестипалая лапа с клыками вместо когтей, сгребла вторую кучу мяса и увлекла куда-то под хобот. Сыто рыгнув, урод заунывно взвыл, затопал тощими ногами-ходулями и провалился в земляной прорехе. Она тотчас же сомкнулась.

Летучие бесенята дождались своей очереди. Лось-человек обернулся к ним и промычал:

– Мелюзга, лети, не мешкай, да друг дружку не поешь-ка!

Как гигантские мухи, усыпали они третью кучку мяса. Свирепо вереща, рвали его отточенными коготками. Жестоко цапаясь, выдирали изо рта друг у друга лакомые кусочки. Глотали, не жуя, чавкали и хлюпали, торопясь отхватить побольше. Голова Атына, оглохшая от грома, измочаленная дождем, снегом и градом, иссушенная ветрами, в бессильной ярости продолжала следить за тем, как в ненасытных чревах исчезают последние клочки его бедной плоти.

Наевшись, вертлявые обжоры отлетали, умиротворенно поглаживая круглые брюшки. Когда ничего не осталось, самый хилый бесенок начисто выгрыз кровь с земли и, попискивая, умчался прочь за мелькающей в тучах стаей.

Лось-человек снял с шеста голову Атына, перекинул ее, будто мяч, с ладони на ладонь и взгромоздил на груду костей. Рыкнул задумчиво и устало:

– Слава хорошей еде… Матушка духов, ты где?

В небе возникла и приблизилась черная точка. Мать духов, старушка с тремя змеиными грудями, села рядом с останками Атына. Сложила перепончатые крылья и зашамкала:

– Брызну белым молоком – голова, вернись! Брызну черным молоком – с костью кость срастись! Брызну красным молоком – кожа, прилепись!

Из коричневых сосцов прыснуло разноцветное молоко. Старушка легко подняла воссозданные мощи, взлетела с ними на приступок гольца и, швырнув тело в море, запела:

– Духи-девки водяные с беспощадными глазами, рыбья кровь и злые пальцы, вас зову я, вас скликаю! Недоделанного бросьте в пламенеющую воду, в холод жаркий, зной студеный, в сердце северного ветра. Мякоть выжгите земную, все ненужные остатки, все крупицы человечьи! Напустите гадов моря с плавниками из уловок, щупальцами из уверток, пусть повяжут с хитрецою, познакомят с сетью каверз!

Девятью зелеными кругами всплыли космы-водоросли водяных девок. Вытаращились девять пар налимьих глаз. Ничего не выражали эти глаза – ни чувств, ни мыслей. Поглазев вдосталь, девки скрылись под темной водой.

Каменной твердости пальцы воткнулись в бесплотный остов, размахнулись и метнули его, как гарпун, в огнедышащую волну. Язык волны слизнул Атына в мрачно пылающую бездну. Гремучие валы катали, скручивали, выминали кости в ледяном жерле моря. Жгли хладным пламенем, вымораживали студеным огнем, сверлили глаза, уши и ноздри бешено вертящимися сосульками. Потом морские гады облепили тело щупальцами и плавниками, впрыскивая в кости таинства дьявольского лукавства и бесовских козней.

Жесткие пальцы девок выдернули иглы из кожи игольчатой рыбы, вырвали жало у морской змеи. Проткнули-ужалили во многих местах, проверяя, достаточно ли зла в Атына накачано. Кивая лягушечьими головами, посоветовались и, видимо, нашли, что не зря