ожерелье тонких шрамов.
– А вот эти – память о Бэбе Желтоногой, верховной ведьме клана Желтоногих. Мы с нею сцепились. Я оказалась удачливее. Отсекла ей голову, а туловище разрезала на куски и сожгла в печке ее повозки.
– Вот оно что! А то я терялся в догадках, кто же это убил Желтоногую.
Аэлине захотелось обнять брата за одну эту фразу. Он больше не говорил, что боится за нее. И не поморщился, выслушав не самые приятные подробности кончины Бэбы.
Но она удержалась от объятий. Подойдя к шкафу, вынула бутылку вина.
– Удивительно, что вы не вылакали все мои запасы, пока были тут на постое. – Она прищурилась, оглядывая содержимое полок. – Но крепеньким кто-то из вас неплохо угощался.
– Это дед Рена.
Откупорив бутылку, Аэлина даже не стала наливать вино в бокал, а уселась на диван и сделала несколько глотков прямо из горлышка.
– Садись рядом. Покажу тебе еще забавный шрамчик.
Эдион послушно сел. Он занимал почти половину дивана. Аэлина закатала рукав. Возле ее локтя белым зигзагом тянулся довольно толстый шрам.
– Прощальный подарок от предводителя пиратов. Я там перетряхнула всю его Бухту Черепов, освободила рабов и вообще недурно повеселилась.
Эдион взял у нее бутылку и тоже сделал несколько глотков.
– Интересно, тебя хоть кто-то научил смирению?
– Если ты не научился, с какой стати учиться мне?
Эдион засмеялся, затем шевельнул пальцами левой руки. Три пальца были искривлены.
– Память об адарланских лагерях, где я обучался. Я с недостаточным почтением ответил одному младшему командиру, и этот придурок сломал мне пальцы. Потом еще раз, поскольку я высказал ему все, что о нем думал.
Аэлина восхищенно присвистнула. Храбрость у Эдиона сочеталась с бунтарским духом. Как же ошибался адарланский король, думая, будто приобрел себе верного вассала. Гордость за брата смешивалась с легким чувством стыда за себя.
Тем временем Эдион сбросил рубашку, обнажив свой мускулистый живот и жуткого вида шрам, тянущийся от ребер до пупка.
– Битва при Розамеле. На меня бросились с громадным охотничьим ножом. Лезвие все в зазубринах, а самый конец еще и загнут. Этот поганец ударил меня под ребра и потом располосовал мне шкуру до самого пупа.
– Представляю. Как он еще тебе кишки не выпустил?
– Повезло. Он собирался, но я сумел вывернуться. Неплохой был урок. С тех пор я оценил важность доспехов.
Они снова забыли о времени. Попивая вино, они рассказывали друг другу о ранах, полученных за годы разлуки. Аэлина решилась снять костюм и показать ему израненную спину и прихотливые узоры татуировки, которыми она прикрыла шрамы Эндовьера.
Когда она снова уселась на диван, Эдион показал ей особо значимый шрам, полученный в первом бою. Адарланский король «наградил» его мечом Оринфа. Мечом ее отца.
Хромая, Эдион отправился в свою комнату и вернулся с мечом в ножнах.
– Этот меч принадлежит тебе, Аэлина, – хрипло произнес Эдион.
Она шумно сглотнула. При виде отцовского меча у нее сжалось сердце. Аэлина кусала губы, чтобы не заплакать. Меч Оринфа – с ними. Традиция не прервалась.
– Нет, Эдион. Теперь он твой.
Он по-прежнему держал ножны на вытянутых руках.
– Я был всего лишь хранителем.
– Он принадлежит тебе, – повторила Аэлина. – Больше никто не заслуживает права носить меч Оринфа.
Даже она.
Эдион вздрогнул и опустил голову.
– Излишек вина делает тебя сентиментальным, – засмеялась она.
Эдион бережно положил меч на столик и со всей силой плюхнулся на диван. Аэлина едва не слетела с подушки.
– Не ломай мою мебель, увалень!
