рассказывать…
– Страшные?
– Страшные сейчас рассказывают, – уточнил я. – А потом будет перегиб в другую сторону. У нас страна такая широкая, как сказал Достоевский.
– А это хто?
– Музыкант был такой, – ответил я. – Тихо, вон там некое перемещательство…
Она всматривалась изо всех сил, но в полутьме ничего не видно, я тоже не видел, но далекие звуки мой мозг ловит, интерпретирует и складывает в достаточно ясную и законченную картину на основе не только самих звуков, но и едва уловимого эха.
– Ты в самом деле что-то слышишь? – спросила она с недоверием.
– Мы со Стельмахом рождены музыкантами, – объяснил я. – Только он пошел в политику, потому что надо, Ингрид, надо!.. а я в науку, потому что без нее сгинет не только Россия, но и весь мир. Вот так мы и наступали на горлы своим песням.
– Господи, – вздохнула она, – везде одни сумасшедшие. Ты меня не покусаешь?
– Не сегодня, – пообещал я. – Пока инкубационный период… Та-а-ак, они не в командном… Наверное, там что-то все еще важное, не хотят повредить при активной перестрелке… Хорошо-хорошо… ага, устроили засаду вон за той ремонтной мастерской…
– Что там ремонтировали, – пробормотала она, – звездолеты?
– Было время древних титанов, – ответил я. – Стельмах был последним…
– А сейчас?
– Новые стельмахи пока еще очень слабенькие… Тише! Там какое-то еще перемещение… Открой ящик, женщина. Представь себе, что ты верная жена, подающая патроны.
До того места, где огневые позиции, не больше пятисот метров, могу попасть в блюдце, но пока ничего не видно, там погашен любой свет, как, к счастью, и здесь, так что я, стараясь не шуметь, прицелился, нажал на спусковую скобу.
Граната сорвалась совершенно бесшумно, обожаю бесшумные гранатометы, как и вообще бесшумное оружие, я же тонкий и чувствительный музыкант с ранимой душой…
Ингрид уже протягивает вторую, я выстрелил, первая взорвалась, осветив яркой вспышкой баррикаду из ящиков, бочек и даже блоки массивных станков, а вторую, уже мгновенно вычислив расстояние, я взорвал над головами засевших за баррикадой.
Ингрид подавала и подавала гранаты, каждая наносит ущерб, как авиационная бомба, я выпустил полдюжины, как вдруг Ингрид вскрикнула:
– Там сейчас ад… но заложницу не убьем?
– Даже пальчик не прищемим, – заверил я. – Они что, выставят ее на переднюю линию? Она для них сейчас все на свете… Давай еще одну на дорожку… нет, осветительную, и делаем рывок!
Сделав последний выстрел, я быстро сбросил с плеча гранатомет, винтовку на ремне забросил за спину, Ингрид как-то странно покосилась на мое лицо.
– Ты кто?
– Умный человек в стране… кроманьонцев, – ответил я, в последний момент заменив слово «идиотов» на более цивильное. – Ты же видишь, чем занимаюсь?.. Пошли!
Глава 11
Над баррикадой защитников вспыхнуло слепящее солнце, даже нам ярко, я ринулся со всех ног в ту сторону, Ингрид понеслась в двух шагах слева, но быстро отстала, потому что начала сразу стрелять, а я добежал до развороченных баррикад с десятком изуродованных тел, перепрыгнул через попавшиеся под ноги ящики и двинулся дальше уже медленнее, высчитывая, кто где затаился, кто где сейчас выпрыгнет с диким криком навстречу, и бил короткими прицельными выстрелами.
Дважды подобрал автоматы, сменил рожок и пошел дальше, злой и яростный, чувствуя себя тем зверем, что вторгался в изнеженный Рим с надушенными легионерами и режет все живое, иногда насилует, но чаще просто убивает, потому что там прошлая жизнь, обязанная уступить место нашей новой, то ли варварам, то ли сингулярам.
Mark 23 в ладони хорош, настоящее произведение научного прогресса, хотя, конечно, свинство создавать оружие, но, думаю, его было так же приятно творить, как и сейчас пользоваться.
Пригибаясь, стараясь двигаться как можно бесшумнее, мы проскакивали вдоль стен, время от времени ненадолго затаивались, менялись местами, постоянно прикрывая один другого.
