Челубей внимательно всмотрелся в Левченко.
— Майор вообще в куртке… Неспроста, я думаю.
— В куртке у меня полмиллиона, — буркнул Левченко. — Подумываю, а не махнуть ли вместо этого гребаного Туниса на Багамские острова?.. Пляжи, девочки, коктейли…
Кочубей поморщился.
— Что вы за патриоты?.. Здесь всего миллион долларов на всех!.. Не стыдно? Я меньше чем за пять Родину не продам!
— Нам столько перевозить не доверят, — сказал Затопек печально.
— Тогда грабанем какой-нибудь банк, — предложил Челубей, — и смоемся на какие-нибудь Каймановые… Хороша идея, профессор? Там можно на берегу моря и лабораторию поставить!
— Какой банк? — спросил Куцардис с подозрением. — Как патриот я не стану грабить российские банки!
— Националист, — сказал Челубей с отвращением. — Мир идет к глобализации, а ты дикарь какой-то!.. Да и вообще, у банкиров нет национальности.
Куцардис подумал, махнул рукой.
— Ты прав, будем грабить всех. Капитализм не интернационален, а космополитичен, хотя я разницы так и не понял, но все равно они все гады, так что не только можно, но и нужно для цивилизации и либеральных ценностей.
Левченко посмотрел на него подозрительно, потом на меня.
— Профессор… это он не от вас набрался таких блох?
— Наш человек, — ответил я. — Разделяет прогрессивные веяния, хотя те еще и не оформились в четкие лозунги и призывы.
Автобус резко остановился у главного входа, Левченко взглянул на часы, заорал:
— Шнель, шнель!.. Ингрид, ты тоже шнель!.. Или тебе швыдшэ?.. Сейчас там уберут трап!
— Еще надо пройти регистрацию, — напомнила Ингрид. — Не туда, для випов отдельно…
Повыскакивали уже с туристическими сумками от разных фирм и разных цветов, спокойные и успевающие разглядывать достопримечательности, ага, прямо в помещении аэропорта…
Левченко поторапливал, десантников всего трое, но с ним, Ингрид и мною уже шестеро, более чем достаточно: не думаю, что в субтропических зарослях лабораторию охраняет дивизия.
Регистрация времени не заняла, нас просто пересчитали, и мы по уже абсолютно пустому посадочному коридору быстро пошли к самолету.
Нас ждали, стюардесса окинула осуждающим взглядом, слишком уж раззявы, потом посмотрела внимательнее, и хотя все мы просто отборные самцы, но что-то увидела в нас еще и заулыбалась сладко.
— Заходите и занимайте свои места быстрее. И так опаздываем на три минуты…
— Спасибо, милая, — сказал Куцардис.
— А ты хороша, — заметил Челубей.
А Затопек, проходя мимо, только посмотрел на ее крупную грудь, печально вдохнул и сказал жалобно:
— Почему меня никто не любит…
Левченко подтолкнул его в зад.
— Или-иди. А то я полюблю. А потом еще Ингрид добавит…
Он вбежал бегом, приговаривая шепотом:
— Только не Ингрид, только не она… У нее же погоны капитана!
Нас рассадили в салоне порознь, я присмотрелся — в администрации аэропорта служат хитрые жуки, вон те два места оставлены для службы безопасности полетов, сейчас там сидят Челубей и Куцардис, а они в вопросах безопасности заменят кого угодно, так что руководство на двух билетах сэкономило…
Места Ингрид и мое рядом, думаю, не случайно, она время от времени оглядывалась, сразу же делая вид, что вот такая провинциалка и очарована огромным салоном, а мне прошептала:
— Мне ребята нравятся. А тебе?
— Пока да, — ответил я. — Но проверим еще и в деле.
Бортпроводница попросила пристегнуть ремни, мотор заработал, самолет медленно покатил по взлетной полосе.
Ингрид посматривала на меня искоса, наконец прошептала:
— Ты чего? Про другого бы сказала, что трясет, но ты же айсберг!
