здесь очутилась. Нет, я останусь и отвлеку их, а ты тем временем сбежишь.
Абеке хотела возразить, но передумала.
«Понимает, что я права», – догадалась Мейлин.
Повисла напряженная пауза. Панда зализывала Абеке раны, у Мейлин отлегло от сердца, когда нилоанка с облегчением вздохнула. После врачевания Джи распростерлась на полу, поочередно глядя на девочек.
Позже, когда солнце уже стояло в зените, люк приоткрылся, послышался знакомый голос.
Шейн.
– Я поднимаюсь. Только учтите, со мной полдюжины солдат, поэтому без глупостей.
Абеке покосилась на Мейлин – та согласно кивнула.
– Хорошо, не будем, – пообещала Абеке.
– И никаких духов зверей, – предупредил Шейн. – Если увижу, запру люк и уйду.
Мейлин снова кивнула.
– Ураза в спячке, – доложила Абеке. – Мейлин сейчас угомонит Джи.
Мейлин вытянула руку и сделала панде знак. Та выпучила глаза и методично задвигала челюстями, точно жевала бамбук.
– Джи, мне не до шуток! – рассердилась Мейлин.
Панда продолжала молча смотреть. Отправить ее в спячку дело нетрудное, но само сопротивление настораживало. Страшное подозрение кольнуло девочку: что если Джи ей больше не доверяет?
– Прошу тебя, Джи, – взмолилась Мейлин. – Не вынуждай меня применить силу.
Панда не шелохнулась, в кротком взгляде читался упрек. Весь ее вид словно говорил: только один из нас указывает другому.
Собравшись с духом, Мейлин отправила Джи в спячку. Сердце болезненно сжалось, как будто она запихивала лучшего друга в коробку не по размеру. Кожу словно обожгло, и панда исчезла, став татуировкой. Но даже картинка взирала на хозяйку с упреком.
Абеке наблюдала за Мейлин со смесью жалости и ужаса на лице.
– Все, животных нет, – крикнула она, пряча взгляд.
Шейн высунулся из люка. Мейлин различила блестящие глаза и прядь светлых волос.
– К стене! – скомандовал он и, помешкав, добавил: – Пожалуйста.
Крышка люка откинулась, Шейн одним прыжком очутился в камере и выпрямился, подпирая головой потолок.
Пленницы безропотно ждали. В повадках Абеке Мейлин ощущала тревожную мягкость. Пусть Шейн единственный доброжелатель из всех тюремщиков, его надо использовать, а не влюбляться.
Шейн стоял неподвижно, руки скрещены на могучей груди, неизменная сабля в ножнах.
– Значит так… – начал он, но осекся, закашлялся. – Идемте, велено отвести вас к дяде.
– А если мы откажемся? – сощурилась Абеке.
Шейн прикрыл глаза, как от боли.
– Лучше не надо. За отказ повиноваться дяде Гару мне приказано вас убить.
5
Ущелье
В детстве Конор вставал затемно и отправлялся пасти овец. С тех пор он привык просыпаться в хмурый предрассветный час, еще до восхода солнца.
Теперь, когда странствовать приходилось ночью, а спать по светлому, Конор никак не мог приспособиться. После нескольких бессонных дней под открытым небом, отряд нашел пристанище в заброшенной деревне. Нетрудно угадать, куда делись ее обитатели: навстречу то и дело попадались отряды захватчиков, угонявшие нилоанцев в плен. В прочных клетках сидели животные: неестественно огромные от выпитой Желчи, они свирепо скалились за толстыми прутьями.
Конор и раньше с трудом засыпал в неположенный час, а увиденное напрочь отбило у него всякий сон. Колонны измученных, полумертвых от голода людей. Охваченные пламенем поля, поджигаемые, чтобы выгнать народ с насиженных мест.
Ночевали в обугленной избушке, через дыру в соломенной крыше серел клочок неба. Роллан и Тарик храпели вовсю, Люмио прикорнул между ними. Иртике лежала с закрытыми глазами – не поймешь, то ли спит, то ли пытается, – на шее у нее дремал Слепыш.
Эссикс описывала наверху круги, изредка мелькая в зияющей дыре крыши. Ястреб, как водится, оберегала их покой.
