рельефом на «скулах» и «лбу».
Чоруг пошевелил многочисленными длинными усами и заговорил.
Звуки его речи вместе с синхронным русским переводом полились из динамиков под потолком капсулы. Там же, наверху, загорелись два дополнительных источника света: уже знакомый Растову оливково-зеленый и охряно-желтый.
– Меня зовут Шчи. Я восхищенный пятого ранга из сословия эзошей. Ты – мой пленник, и я приветствую тебя в качестве такового на борту своего ко-рабля «Гибель и разрушение теплокровным».
Растов не выдержал.
– Я всегда знал, что когда по визору говорили про «врожденное миролюбие чоругов», которые даже свои корабли называют поэтично, «Шелковыми касаньями» и «Благоуханными долинами», так это они врали… «Гибель и разрушение» – вот настоящее чоругское название, проникнутое духом предков! – В голосе Растова звучал убийственный сарказм.
– В вашем визоре врут часто, но здесь они не солгали. Многим сословиям чоругов присуще врожденное миролюбие, – спокойно сказал Шчи, восхищенный пятого ранга. – Но не эзошам… Однако ты не представился, человек. Назови себя.
– Константин Растов, майор бронетанковых войск Российской Директории. На правах полномочного представителя военных властей в системе Макран я заявляю вам решительный протест в связи с актом неспровоцированной агрессии против Российской Директории, Объединенных Наций и всей Великорасы!
– Протест принят. – Шчи меланхолично шевельнул правым усом.
После этого чоруг замолчал и принялся разглядывать Растова особенно пристально. Майору даже показалось, что его просветили насквозь какими-то лучами – на груди, на руках и даже в паху будто волоски зашевелились.
Растов занервничал. Он вдруг понял, в какой момент Малат начала колотить ботинками в стекло-монокристалл.
– Что вы намерены со мной делать?! – выкрикнул майор.
– Мы намерены содержать тебя по стандартам восхищенного четвертого ранга. Вода, кислород и необходимое человеческое питание будут предоставлены тебе в количествах, потребных для жизни.
Хотя новости были хорошими, Растов не почувствовал облегчения. Он знал, что «восхищенный четвертого ранга» – это очень много. Присваивая ему такой ранг, его, по чоругским меркам, необыкновенно возвеличивают. Необыкновенно для какого-то майора, пусть даже и бронетанкового, гвардейского.
«Неужели пронюхали, что я сын Председателя Совета Обороны? Но откуда?!»
Растов решил предпринять блиц-попытку подтвердить или развеять свои догадки.
– За что мне такая честь? Разве я тяну на восхищенного четвертого ранга? Откуда у меня столько мудрости?!
– Похоже, твое тело содержит больше мудрости, чем ты думаешь. Мне очевидно, что ты несешь имплант, вживленный Неорганическим Существом, которое вы, люди, именуете Стальным Лабиринтом.
– Имплант? Мое тело? – удивился Растов, озирая себя с ног до головы. Это было достаточно комично, учитывая, что повсюду его облегал гермокостюм танкиста.
Реакция майора, похоже, озадачила Шчи.
– А что, разве ты не посещал Стальной Лабиринт на планете, которую вы называете… – Шчи зыркнул на внутреннюю поверхность своей клешни, где, по-видимому, располагался экран, высвечивающий ему подсказки, – Навзар?
«Сказать правду? Или соврать?»
Растов колебался недолго. Вспомнил, как в академии его учили: если правда, сказанная врагу, помогает солдату сохранить жизнь и здоровье, значит, надо ее сказать.
– Да, я там был.
– Хорошо, что ты говоришь правду, – сказал Шчи. – Это подтверждает, что ты и впрямь восхищенный четвертого ранга. Им свойственно правдолюбие.
– А те, те другие, в других капсулах? На которых ты смотрел до меня? Они какого ранга? – спросил Растов.
Некоторое время Шчи думал. А потом сделал выметающий жест клешней. Как будто хотел сказать: «Эти? Просто мусор».
Конвейер тронулся. Это означало: аудиенция окончена.
Растов оглянулся на капсулу, которая следовала за ним.
Листов, похоже, был без сознания – он лежал на боку, беспорядочно свалив перед собой ноги и руки, как будто это были дрова.
Но даже будь капитан бодр и свеж, Растову едва ли удалось бы отмаячить ему, что надо громко кричать Верховному Раку:
