с горилкой, самогоном, чачей и русской водкой. Не облизнуться не было никакой возможности…
– Сидайте, сидайте, гости дорогие! – Из толпы выдвинулись две красотки с фигурами самых гарных дивчин, в коротеньких юбках, одетые на сельский манер, вот только разве что с кошачьими мордами. – Ешьте, пейте на славу! Ничего не потравлено, всё для вашего удовольствия, не говорите потом, шо в пекле козакам не рады! Ох и рады, як никому не булы рады!
Не то чтоб герои наши, хоть и являлись по причине молодости своей ещё вполне простодушными, так уж сразу всему и поверили. Однако, заслышав непроизвольное бурчание в животе Вакулы, Николя признал, что подкрепиться бы не мешало, и уж если их и впрямь решили тут погубить, так не таким же приятственным способом. У нас на щедрой Украине принято хозяину кушать вместе с гостем, а себя любимого варениками травить – кому какая радость?!
– Так шо, быть может, шоб не обидеть хозяев зазря, помолившись да перекрестясь, и откушаем?
– На вид всё вполне безопасно и вроде как вкусно. Но ты всё-таки хоть стол перекрести на всякий случай. Мало ли…
Вакула кивнул и по совету друга осенил всю снедь крестным знамением. Ничего особо страшного не произошло. Разве что порося печёного разорвало в мелкие огрызки, а изнутри у него выпрыгнул мелкий бес с кривыми зубами, нагадил в углу стола, высморкался в край скатерти и ушёл с матюками. А так в целом всё нормально…
Усевшись на лавку, Вакула первым делом потянулся к горилке, но Николя предупреждающе положил ему ладонь на плечо. Не то это место, где стоило бы в честь знакомства алкоголем злоупотреблять. Осмотреться бы надо. Да и если уж и пить, так по поводу. Вот выиграем в дурня, найдём Байстрюка, отнимем у него Свербыгуза, поменяем на том же Свербыгузе шапку, получим взад бумагу о том, что прекрасная Солоха ни в коей мере не ведьма, и тогда уж пригубим, Господь не осудит.
– Ну хучь сала-то можно? – буркнул голодный кузнец, цепляя на вилку здоровенный розовый шмат и отправляя его в рот. Тока зубы клацнули и по губам мазнуло, а само сало непонятным образом оказалось во рту ближайшей ведьмы.
– Что за чертовщина бесовская?
Он, не думая, ухватил печёную курицу в золотой хрустящей корочке, оторвал от неё жирную ножку и уже вознамерился отхватить кусок, как опять попал мимо своего рта в чужой! И вот уже вторая морда наглая самодовольно чавкает у него над ухом под злорадный хохот всей прочей поганенькой публики.
Веселуха вокруг поднялась страшная! Черти с пёсьими мордами, на тонких ножках, как у французов, пустились в пляс вокруг ведьм, а те вертели хвостами, будто бы итальянские балерины, пристукивая копытцами, словно черевичками. Музыканты же нечистые раздували щёки и дудели в унисон или били в своё же пузо на манер турецкого барабана, а носами выводили такие трели, что куда там валторне или фаготу!
– Празднуете, диаволово семя? – тихо спросил кузнец, косясь на друга.
Николя, не говоря ни слова, подцепил кусок колбасы, извалял его в горчице, хрене, обильно обсыпал сверху чёрным перцем и сунул себе в рот! Как и ожидалось, не донёс, волей-неволей направив в чужое рыло. Да только та ведьма, что прелесть сию перехватила, – ахнула, взялась руками за горло, из глаз слёзы брызнули, из носу пар пошёл длинной струйкой в высокий потолок! Так и отвалилась, сердешная, задрав волосатые ноги свои выше головы…
– Знай наших! – церемонно пожали друг другу руки паныч и кузнец.
В единый миг стихла музыка бесовская. Оскалились зубы, изменилось общее настроение, даже каким-то предчувствием неумолимой драки запахло в горячечном воздухе. Однако же, прежде чем потянулся Вакула за освящённой цепью в мешок, какая-то главная на тот момент ведьма провизжала во весь свой пискливый голос:
– А не пошли бы вы, мать вашу, с нами в картишки перекинуться? Раз попили, поели, так, как у добрых людей водится, надобно бы и честь знать…
– Это шо ж я, за хлеб-соль, которых и не попробовал, вам, сукино племя, ещё и «спасибо» сказать должен?!
– Облезут, – подтвердил Николя.
– И я об том же ж! Можно я ще им фигу покажу?
Убедившись, что фига у кузнеца действительно весомая и вполне себе оскорбительная, нечистая сила посовещалась, и в единый миг гарны дивчины-кошки всё убрали со стола, освободив площадь для игры в карты.
Вот тут уже и приятели наши сделались совершенно серьёзны, ибо любая карточная игра есть почти церковное священнодействие. В ней, конечно, можно обманывать, мухлевать, хитрить и подтасовывать, но кара пойманному за шулерством страшна и неотвратима.
В дворянском собрании за то бьют по морде подсвечниками, в вольном гусарском обществе, страшно оскорбив словесно, стреляются через платок, а у нас, простых козаков на Малороссии, принято рожей об стол приложить да и выкинуть хитреца на улицу, набив ему те же краплёные карты прямо в штаны! Народная традиция, ныне почти что утерянная, но, говорят, в Карпатах и на
