поползла вверх. Когда колесо начал вращать парень, она буквально взлетела на другой конец обрыва, и я выдохнула с облегчением – все, Арлито на месте целый и невредимый.
Хозяин подождал, пока я повернусь, и ответил на мой вопрос:
– Ночью работает, кхе, только общая воздушная карета, моя – нет. А теперь я оставлю вас, мне нужно записать в доходной книге прибыль, которую мне принес Лорки.
Вот как тут называются кабинки! Гениально! Почему тогда не повозка или телега, что больше соответствует истине? Не звучит?
Хозяин удалился, заперев за собой дверь, я села на потемневшие от времени перины, положила голову на плечо Эда и зажмурилась. Никто не знает, что будет завтра, а уж на месяц вперед разве что хромой Мэтиос может заглянуть. Завтра мы расстанемся, и неизвестно, удастся ли нам встретиться снова. У нас есть только этот миг, перемещающийся по сегодняшней ночи, будто небесная карета – по канату. Я задумалась – и вот она уже преодолела небольшой участок, приблизила нас к тому берегу.
Я сжала руку Эда и прошептала:
– Обними и не отпускай, мне страшно.
– Ну что ты как маленькая. – Он провел рукой по волосам. – Все будет хорошо! Тебе ведь надо вернуться домой, доказать, что ты невиновна, да? Ты ж не собираешься бежать и дарить свое княжество Ратону?
– Нет…
– Значит, придется немного потерпеть, а потом мы все равно будем вместе, потому что по-другому я уже не смогу.
Он говорил слово в слово как его двойник из моего мира. Но несмотря на сказанное, тот Эдуард предал меня, пожертвовал меньшим ради большего. Здесь я опять меньшее, как ни крути.
Ледаар попытался разогнать мою тоску:
– Давай лучше договоримся, как свяжемся, когда закончишь дела и вернешься. Ты отправишь ко мне посла, что согласна на переговоры, и я брошу все, прилечу к тебе, и мы сломаем твою кровать.
Я рассмеялась сквозь слезы:
– Ты меня скорее разломаешь, потому что ее не разобьет даже вон тот мускулистый парень, который крутит колесо…
Эд прищурился:
– Я еще не уехал, а она уже на парней засматривается… И как тебя оставлять надолго? Сразу ведь уведут…
– Хомут на шею – и в стойло, да? Меня не так просто увести, потому что мое сердце принадлежит тебе.
– Это хорошо, – кивнул он и уселся на дощатый пол, положил голову мне на колени, и я принялась перебирать пряди его волос. Наконец-то я реагирую на происходящее правильно, и мне хочется не бешеного секса, когда забываешь, кто ты и где ты, а нежности. Прикасаться, обволакивать, впитывать ощущения. Пальцами водить по его щетине, закрывать ладонями его глаза и млеть от того, как его дрожащие ресницы щекочут кожу.
Начало смеркаться, цвета потускнели, кабинки все реже бегали туда-сюда, все реже доносилось «Э-эх» парней, вращающих колеса.
Я потянулась к тумбочке за свечой, но Эд взял меня за руку.
– Нет.
Поцеловал запястье, провел языком к сгибу локтя. Действительно, «нет», потому что одна свечка уже тает в его руках. Надо же, одного прикосновения достаточно, чтобы я перестала думать о глупостях…
Эд подхватил меня на руки и повалил на перину, улегся сверху. Кровать была ему коротка, и он упирался коленкой в пол. Он боялся, что мне тяжело, потому лежал, упершись локтями в кровать. Нет-нет, Эд не собирался страстно и грубо владеть мной – он гладил щеки, веки, губы, лоб и смотрел неотрывно, ласкал взглядом каждую впадинку моего лица, шею, ямочку между ключицами.
Господи… Спящий, кто ты там? Не забирай у меня это счастье, что хочешь бери, но его – оставь.
– Если бы ты знала, как я тебя люблю…
– Повтори, – улыбнулась я.
– Люблю, люблю, люблю…
– Раньше думала, что мужчины боятся этого слова.
– Только те, кто боится себя.
– Пообещай, что не предашь меня…
Видит бог, не хотела этого говорить, как-то само вырвалось, и я зажмурилась, съежилась мышкой, потому что любой разумный
