человек не стал бы обещать.
– Я, Ледаар Фредерик, обещаю, что никогда, ни при каких обстоятельствах не предам тебя.
– Спаси…
Он закрыл мой рот поцелуем – долгим и нежным. Хотелось, чтобы он длился вечно, но Эд отстранился и прошептал:
– Поднимись, давай положим перину на пол, а то мне неудобно.
Когда я резко села, закружилась голова. Закончив расстилать перину на полу, он задвинул на двери щеколду, встал на колени, чтоб быть со мной вровень, потянул за ремешок, снял верхнее платье, потом молча сорочку и прошептал:
– Хочу видеть тебя, пока не сильно темно. Ты самая прекрасная женщина на земле. Ответь, почему я?
Я расшнуровала его рубашку, стянула ее, встала на колени рядом с ним, растрепала его волосы:
– Наверное, потому что ты этого достоин.
Прильнула, царапнув спину, нежно укусила шею – он вздрогнул, положил меня на перину и долго ласкал грудь, живот, шею губами, ладонями, пальцами. Я позабыла обо всем, извивалась под ним, то притягивая его и умоляя не останавливаться, то отталкивая. Вроде получалось не кричать, а может, и нет, потому что я то взлетала на высочайшую точку наслаждения, то стремительно падала, и нежные руки Эда подхватывали меня, баюкали, ласкали. Я смеялась и плакала, мир плавился и менял очертания, гасли и вспыхивали звезды, умирали и рождались вселенные, лишь его пронзительно-синие глаза, наполненные любовью, были осью мироздания, вокруг них вращались все возможные миры, закручиваясь рукавами галактик.
Мы очнулись, когда совсем стемнело. Луна еще не взошла, но света звезд хватало, чтобы различать очертания предметов и силуэты друг друга. Не было ни сил, ни желания разжимать объятия и вставать, и мы лежали, обнявшись.
Впервые меня расстраивало, что не он у меня первый, я разметала бисер, благо, много осталось в душе хорошего, светлого – для него. Страха нет, даже неизбежность старости не пугает. Наоборот, хочется разделить с ним буйство молодости и неторопливую мудрость зрелости.
Проснулась я перед рассветом от того, что пересохло во рту. Стараясь не потревожить Эда, села, с сожалением отметила, что мы проспали эту ночь. Но ведь у нас есть целое утро! Сейчас попью воды и разбужу его поцелуем, да не простым, особенным! Вряд ли он испытывал такое!
Встала, переступила через Эда одной ногой, потянулась к кувшину, с жадностью напилась, поставила его на место, посмотрела на переправу, замершую в ожидании рассвета: на громады колес, возле которых дремал мускулистый титан, на хлипкие клетушки, на нашу повозку, на каменистый пустырь для телег, на гостиницу, откуда вышла группа темных силуэтов и направилась к переправе. Немного отойдя, незнакомцы столпились, начали что-то обсуждать. Один из них махнул в нашу сторону, и все они повернули головы. Бросилось в глаза, что вооружены они короткими саблями и арбалетами.
Они ведь по нашу душу! Сердце будто с цепи сорвалось, меня бросило в жар и холод. Натянув сорочку, я села, одной рукой принялась тормошить Эда, второй – искать верхнее платье.
– Эд, вставай!
Он проснулся мгновенно, как и подобает солдату. Не спрашивая ни о чем, натянул штаны, сначала взял с тумбочки арбалет, потом выглянул в окно, выругался на местном языке.
– Пять человек идут сюда. Пятеро – к другой такой же хижине на той стороне двора, но они будут здесь, как только…
– Вижу. Знаю. Что делаем?
Эд выглянул в окно: пятерка врагов не спешила, шла вразвалочку. Оставалась надежда, что это или стражники, или какие-то работники, но она была призрачно мала.
– Бежим к нашей телеге, – шепнул он. – Спрячемся за ней. Потом ты бежишь к переправе, ко второй карете, я стреляю по ним. Потом бегу я, переправляемся вместе.
До телеги было метров пять, от нее до второй кабинки – столько же.
Я взяла арбалет, уперлась в него ногой, натягивая тетиву, потянулась к колчану со стрелами, взяла одну, она напоминала гибрид чернильной ручки и ракеты (и чего их называют болтами?), зарядила оружие, отмечая, что тело само знает, что делать, надо просто расслабиться и дать волю рефлексам.
– Стрел мало. – Я взяла себе пять, в колчане оставила чуть больше.
– Главное – переправиться, на той стороне позовем на помощь. Здесь лучше не звать, наше единственное преимущество – внезапность.
Надо отдать должное этому телу – при опасности оно не впадало в ступор. Эд бесшумно выскочил на улицу, прижался к стене, держа арбалет наготове. Я встала рядом с ним, он порывисто поцеловал меня в губы и шепнул:
