– Мое! Не тлогай!
– Да игрушки там его! Оставь, а то распсихуется, совсем нас без автобуса оставит! – Ирка открыла раздвижную дверь и стала наискось пристраивать рунку, стараясь уложить ее так, чтобы она не громыхала о багажник.
– Погоди! – озабоченно сказал Багров. – Откуда Зигя вообще тут взялся? Кто его привел, да еще с ящиком?
Малютка важно надул щеки, отложил телефон и с победным видом задрал на голову свитер. На груди у него, чуть ниже шрамов от крупнокалиберного пулемета, помадой было крупно выведено:
«ПрИсмОтри за нИм. ПраСковЬя».
– А где сама мамуля? – спросила Ирка.
– Мамуля сколо велнется! – уверенно пообещал Зигя.
Матвей с облегчением улыбнулся. Малютка посмотрел на него и ласково добавил:
– Да-да-да! Она казала: стобы все дни, сто я у вас буду носевась, я холосо себя вел! И тогда Витя плинесет мне подалосек!
Улыбка Багрова изогнулась в противоположном направлении:
– Что?! Ночевать?! У нас нет для тебя свободной кровати!
– Ну и сто? Я буду спать с вами! Я боюсь спать один! – сказал Зигя.
Матвей беспомощно оглянулся на Ирку. Та пожала плечами.
– Будешь спать на одной кроватке с папой Матвеем! – объявила она.
– Я ему не папуля. Папуля у него Дохляндий Осляев… Ладно-ладно, поехали! – сказал Багров и, торопливо отвернувшись, чтобы не встречать кислый взгляд Ирки, занял водительское кресло.
Микроавтобус им. Бабани (хотя по документам это была «Тойота-таун-айс-ноах») подпрыгивал на дороге, считая крышки канализационных люков. Такая уж у Багрова была привычка – наезжать на все люки подряд, чтобы послушать, как они звучат. Матвей утверждал, что каждый люк звучит неповторимо. Ирка же спорила, что когда-нибудь они провалятся и останутся без колеса.
– Типично женский подход! Когда действительно стоит бояться – тут ты ничего не боишься! Готова с вилкой на полк солдат кинуться, если они щеночка обидят! А когда бояться не надо – тут ты дрожишь и трясешься! – возражал Багров.
Ехать пришлось не особенно далеко. Первых два вызова были поблизости. Один на Большой Черкизовской, другой на Оленьем Валу. На Большой Черкизовской, во втором корпусе 28-го дома, на заваленном балконе третьего этажа сидел дракон и пожирал кошку. Кошка была очень толстой и, должно быть, вкусной. Дракон же выглядел истощенным. Перепонка правого крыла была у него разодрана вершиной сухого дерева. Та же вершина рассекла ему и бок, который теперь гноился.
– Hic sunt dracones[8], – сказал Багров. – И смотри, опять раненый! Надеюсь, поблизости нет охотников за глазами, потому что это легкая добыча.
Ирка старалась не делать резких движений, чтобы не пугать дракона. Встревоженный, он мог полыхнуть огнем.
– Да! Эссиорх прав. Москва наполняется созданиями первомира, – сказала она.
– Ранеными созданиями первомира, – поправил Матвей. – Они пугают нежить, выживая ее с привычных мест обитания. С этим связаны все наши вызовы.
Ирка с Багровым позволили дракону доесть кошку («Не пропадать же продукту!» – сказал Матвей), после чего послали разбираться с ним Огнедыха. Саламандр, недовольный, что его выпустили из керосиновой лампы, пулей взмыл к небу. Некоторое время Огнедых и дракон обстреливали друг друга огнем. Со стороны это выглядело как фейерверк. Балконный дракон бил алой расширяющейся струей, Огнедых же, уклоняясь, отвечал короткими раскаленными плевками. На первый взгляд казалось, что дракон и саламандр пытаются самоуничтожиться, однако и Ирка, и Багров знали, что это не так. Скорее это можно назвать установлением иерархии. После пары минут огненного салюта, превратившего в свечи все деревья поблизости, балконный дракон согласился признать первенство за Огнедыхом, после чего и дракон, и саламандр куда-то улетели. А еще минут через десять саламандр вернулся один и сразу полез в лампу греться.
– А где длакон? – спросил Зигя.
– Он его спрятал, – ответила Ирка.
– Куда?
– Откуда ж я знаю? Он как-то объясняет им, что надо спрятаться. А как и куда – это секрет! – сказала Ирка, и они поехали на следующий вызов.
На Оленьем Валу на компьютерщика, тянувшего на чердаке кабель Интернета, напала какая-то потусторонняя сущность. Сейчас этот парень, даже не бледный, а какой-то синий, сидел на ступеньках верхнего этажа и раскачивался. Он не помнил ни своего имени,
