Зигя задумался. Это был страшный секрет, но чем страшнее секрет, тем больше его хочется разболтать.
– Мой длуг! – сообщил он.
– Друзей не держат в железных ящиках! – заметила Ирка.
Зигя шмыгнул носом. Авторитет Ирки в его глазах был достаточно высок, хотя и меньше, конечно, непререкаемого авторитета мамули.
– Он убезыт, – озабоченно сказал малютка.
– А кто твой друг? Собачка? – уточнила Ирка.
– Он не собаска! Он длуг!
– Ну хорошо… А что он хотя бы ест?
– Пастилинцык! – сообщил Зигя. – Я леплю ему из пастилинцыка кафетки!
– Я фигею, дорогая редакция! И ради этого друга нужно было уродовать мой автобус?! – взвился Багров.
– Не твой! Бабанин! – поправила Ирка, при упоминании «пастилинцыка» ощутившая смутное беспокойство.
– Какая разница? Она на нем не ездит, а вещь принадлежит тому, кто ею пользуется! – сказал Матвей и этим спорным заявлением отвлек внимание Ирки от пластилиновой темы.
Микроавтобус имени Бабани медленно продвигался по царству стекла и бетона. Офисные здания напоминали осиные гнезда. На крыльце у каждого роилось множество отколовшихся от общего офисного хозяйства трутней. Мужчина в белой рубашке, свесившись так, что мог выпасть в окно, кричал кому-то сверху:
– Белый, ты что, работаешь до сих пор? Я с тебя в шоке!
Багров, не любивший пробок, раздраженно постукивал пальцами по рулю. Его раздражало множество припаркованных машин.
– Мне их жалко! Это же какие-то пластиковые люди! Вечно пытаются друг другу что-то доказать, прыгнуть выше головы. И каждый боится сказать правду: хорошо оплачиваемая работа – компенсация за то, что человек не может делать того, что ему нравится.
– Ты слишком категоричен. Может, они любят свою работу? – оспорила Ирка.
– Кому может нравиться взыскивать долги или продавать рекламные площади? Ну пусть одному из пяти. Прочие делают свою работу из-за денег. Но человек не может так, чтобы совсем ничего не любить. Что-нибудь он обязательно будет любить, иначе задохнется. Поэтому большинство говорят себе: «На самом деле я не банковский служащий, а фотограф!..» Или: «Я не чиновник, а астроном-любитель! Ненавистная работа лишь выгрызает у меня время до шести часов вечера!»
Ирка заботливо отклеила от подбородка Зиги обертку от шоколадки.
– Ну-ну, – сказала она.
– Успех может возникнуть только в фокусе любви! Любовь, как лупа, собирает солнце! – горячо продолжал Матвей. – Неважно, что человек изберет для своей любви! Пусть даже завязывание шнурков! Даже такая ерунда прокормит, если постоянно в ней совершенствоваться! Представь: ты прикасаешься к шнурку мизинцем – и он превращается в веревочную розу! Можно выступать с концертами! А?
– Что шнурки! Зато мы достаем из мусоропроводов застрявших домовых и освобождаем кикимор, попавших в стиральную машину, – сказала Ирка и вдруг, посмотрев вперед, вскрикнула.
Перед их автобусом на дороге лежала молодая серая кошечка, сбитая, как видно, только что. Проносившиеся автомобили холодным ветром лохматили ее пушистую шерстку.
– Целая совсем! Должно быть, просто бампером по голове задели – и готово! – профессионально заметил Багров.
– Убери, пожалуйста! Хотя бы с шоссе! Я не могу на это смотреть! – взмолилась Ирка.
– Хорошо! – сказал Матвей, останавливаясь, но не выходя из машины. Он пошевелил пальцами, что-то буркнул, и Ирка увидела, как мертвая кошка поднялась и на негнущихся лапах потащилась к краю проезжей части. Это было действительно жутко, причем жутко именно своей простотой. Все по-настоящему страшные вещи на самом деле просты. Покрытый слизью монстр с десятью рядами зубов – это, конечно, неприятно, но это все же не такая леденящая жуть, как эта мертвая кошка.
– И это ты так убрал? Больше не буду тебя ни о чем просить! – заявила Ирка, отворачиваясь.
– Угу, – сказал Багров, трогаясь с места. – Типично женская тактика! Вначале попросить о помощи, затем принять помощь, а в финале сказать «Больше не буду тебя ни о чем просить!».
– Останови машину! – вспыхнула Ирка. – Останови! Сейчас же! Слышишь?
– Зачем?
