приходил.
Кто знает, насколько сильным было землетрясение? Его вполне могли засечь датчики, установленные в зоне высадки. И если Брянцев понял, что мы угодили в зону толчков, то должен был связаться с нами и удостовериться, что все в порядке. Кто знает, возможно, уже сейчас он мрачнеет лицом, получая однообразные ответы кольцевика, и перенацеливает на мой уступ дроны и разведспутники…
Хватит себя убеждать, Димер. Мониторингом сейсмических колебаний занимался именно Алекслав. Если толчок в зоне посадки был слабым, то информацию о нем просто сбросят на его айдим в дежурном режиме. То есть к утру, потому что вечерний отчет уже отправлен. И вот тогда, не получив ответ, ребята начнут беспокоиться и примутся за поиски.
Я снова посмотрел в усеянное звездами небо. Нога болела теперь уже глухой болью.
Как глупо пересечь пятьдесят световых лет, чтобы расстаться с жизнью из-за лопнувшей веревки и собственной спешки. Как жаль, что не удастся больше повидать друзей. И Ланцею.
Я закрыл глаза. Постарался представить себе ее лицо перед внутренним взором, но увидел лишь вспышку света. Тысячи звезд, Земля и Луна, танцующие между ферм корабля, прибой, бьющий в берег…
Порой в небесах вспыхивали метеоры. В свист ветра вплелся отдаленный грохот камнепада. Я отвлеченно подумал, что мы сами можем быть виноваты в обвале. Сотрясения от взрывов, как бы малы не были заряды, могли ослабить горный склон, который в итоге не выдержал подземных толчков.
Становилось все холоднее. Я понимал, что надо двигаться, чтобы сопротивляться стуже, но нога не позволяла даже уверенно стоять.
Сколько мы здесь уже сидим? Свериться по времени. Что значит «сорок минут с захода солнца»?
Я свернулся в клубочек, стараясь сохранить тепло. Мысли текли неохотно, боль мешала соображать. Должен же быть какой-то способ продержаться до рассвета. Должен быть. Что-то я упустил. Мысль крутилась в голове, будто бультерамн, гоняющийся за собственным хвостом… Какая-то ассоциацией, связанная с Ланцеей – как ты там, в криомодуле на высокой орбите?
Вот оно.
Орбита. Ланцея. Инфотехника. Дроны.
Летун на краю плоскогорья. Не получающий докладов и перешедший в спящий режим. Сопряженный с моим и Алекслава айдимами.
Использовать аккумы дрона для подзарядки наших термокомбезов? Не получится, жаль. С этим не справиться без специального переходника, которого у меня нет. Хотя на крайний случай я попробовал бы распотрошить аккумулятор и соорудить его из начинки дрона. Ну или хотя бы прижаться к включенному на холостой ход корпусу летуна.
Но есть идея получше.
Передатчик на летуне мощнее, чем в наших айдимах. Ланцея смогла бы, пожалуй, и подключиться через него к рации на борту кольцевика, чтобы без затей вызвать помощь. Я честно ковырялся несколько минут в гиперлогических недрах, пока не понял, что подобный подвиг техногерменевтики не для меня. Трясясь от холода, посмотрел вверх, словно пытаясь разглядеть машинку сквозь камень.
Какая максимальная высота полета у этой модели? Километров пять?
Небесная механика никогда не была моей любимой наукой, но формально задача не выходила за пределы ее факультативного курса для учебных групп Орбитали. Я заскрипел зубами, пытаясь изобразить схему на крошечной панели. Принялся водить негнущимся пальцем по камням. Высота стационарных орбит… наклонение синхронной… Радиус Кементари… Высота над уровнем моря, дальность видимости…
Проклятье, думай, Димер, думай. От этого зависит твоя жизнь.
Я неверяще уставился на число, горящее на панели айдима. Три часа. Три часа до того момента, как парящий в двух километрах над горами дрон окажется в пределах радиовидимости со спутника.
Не спеши радоваться. В разреженном воздухе моторы кольцевика будут жрать энергию как сумасшедшие, а аккумуляторы и так разряжены за сегодняшний день. Дрон не продержится долго в режиме зависания. Придется точно рассчитать момент запуска. Придется еще наговорить сообщение для «Семени», но с этим я как-нибудь справлюсь.
И уж два часа на морозе я обязан продержаться.
Я набрал команду, и вскоре над обрывом зашумели винты. Маленькая верткая машина описала дугу над пропастью, коснулась шасси уступа. Я проковылял к ней и обнял так крепко, как не обнимал, наверно, даже Ланцею. Не от радости. Просто чтобы согреться от чуть теплого корпуса.
