под контролем армии. Проход судов по каналам от Светляков и ниже запрещен. На улицах неспокойно.
– Поэтому ребята Мосса крутятся на Подорожнике, встречая гостей?
– Тебя кто-то видел? – быстро спросила Сибилла.
– Молодой, тощий и крепыш. Это проблема?
Пожатие плечами:
– Как посмотреть. К вечеру жди гостей от Старухи.
Я действительно идиот. А «Якорь» не дает мозгу не только пользоваться ингениумом, но и здраво соображать.
– Мне надо уходить.
Мать моего сослуживца вздохнула:
– Итан, ты все такой же дурак, как и прежде. Если бы она хотела, ты был бы мертв еще десять лет назад. Мог бы и не убегать в Хервингемм.
– Я ударил куклу.
– Почему?
– Она сходила с ума. Ее должен был кто-то остановить.
– Вот и ответ. Ингениум разрушил ее мозг. Ты, остановив ее, избавил Старуху от проблем с властями. Плакальщик прикончил куклу тем же днем, и она, по счастью, не могла сопротивляться после твоего удара. Так что к тебе нет никаких вопросов. Ты оказал ей услугу, хотя и не знал об этом. Я бы написала тебе, но ты не оставил никому из нас своего адреса.
Могла бы и не говорить. Я и так порой чувствовал себя свиньей. Оправдывало меня лишь то, что я просто боялся, что мои неприятности перепрыгнут на них.
– И все же люди Старухи могут нагрянуть?
– Это все еще ее улицы. Кто знает, что она думает. Но прятаться тебе уже точно поздно. Добавки?
– Нет. Спасибо. Изумительно вкусно. – Я отодвинул опустевшую миску.
– Чой. Проводи моего гостя.
Вновь неслышно появилась маленькая мандаринка, поманила меня за собой. Мы поднялись на третий этаж, и девушка распахнула самую первую дверь, пропуская в комнату. Просторную, светлую, с небольшой печкой в углу, нагретой так, что, несмотря на осень, здесь было очень тепло.
– Мне остаться, мистер Шелби?
Я улыбнулся ей, чтобы смягчить отказ:
– Не сейчас.
Чой стала задергивать шторы, а я заснул прежде, чем она ушла, стоило моей голове лишь коснуться подушки.
Мне не снится кошмаров. Тех, что затронули многих после Великой войны. Я не слышу свиста пуль и взрыва снарядов. Не вижу оторванных конечностей вперемешку с землей, перекопанной артиллерией. Разрушенных городов, заваленных битым кирпичом, и обгорелых стволов деревьев без ветвей. Нет там и резких приказов искиров, криков пехоты, поднимающейся в атаку, свиста искривленного меча, скрежета штыка по ребрам, стонов раненых. Запаха пороха, березового дегтя, касторового масла, горячего обеда и разлагающихся трупов.
Мой сон – моя тьма. Он мертв. Безупречен в своей пустоте, как никем пока еще не обнаруженная пещера. И лишь в те дни, когда «Якорь» медленно и неохотно покидает мою кровь, я вижу пламя.
Маленькое и робкое, танцующее на огарке стеариновой свечи. Оно обещает мне, что скоро вернется, вновь сольется со мной, превратив нас в единое целое. И конечно же умалчивает о том, что следом за ним опять придет тень, которую я не желаю видеть.
В комнате тоже жило пламя – в масляной лампе с высоким прозрачным плафоном.
– Оранжевое, – произнес я.
Отлично. Старина Итан начал различать цвета и пока еще их не путал. «Якорь» почти ушел из организма.
Я выглянул в окно, обе луны соревновались в скорости с облаками. По всему выходило, что спать мне выпало часов двенадцать. Я повернул бронзовую ручку лампы, добавляя света. Где-то во мне есть точно такая же ручка, и дьявол порой выкручивает ее на максимум, превращая меня в демона. Хотя кому я вру и зачем? Никакого дьявола нет. Мы сами умеем творить зло, без всякого наущения сверхъестественных сил.
За стеной тем временем довольно театрально стонала женщина. «Кувшинка» жила по своим законам и принимала посетителей.
