Услыхав сие, мама издала слабый стон.
– Но почему… – начал папа, однако Волка его перебила, жёстко и властно.
– Если Империя хочет истреблять своих магов – пусть истребляет. У нас на севере нет – пока нет – ваших паровых машин, ваших пушек, ваших бронепоездов. Маги Королевства нам не нужны. Вообще. И чем меньше у вас тех, кто верит, что магией можно управлять, тем лучше. Всё понятно?
Да, верволка умела быть и такой. Молли показалось – вместо лица мелькнул волчий оскал.
– Понятно, – опустил голову папа. – Мы в вашей власти, да. Но отпустите хотя бы девочку!
– Если б не «наша власть», – ощерилась Таньша, – Особый Департамент не оставил бы вас в живых. С вашим младшим сыном случилось бы то же, что и со всеми магиками, которые не умеют управлять собственной силой, – он бы просто сгорел.
– Что? – охнула мама. – Билли?..
– Я? – Как ни странно, в прозвеневшем голоске Моллиного братца совершенно не было страха. – У меня…
– У тебя, карапуз, у тебя, – резко встряла Ярина. – Издалека чую! Дикая сила, неоформленная – такая сжигает особенно быстро!..
– Ах! – Мама сочла за лучшее упасть в обморок. Папа кинулся было к ней, но Фанни только отмахнулась.
– Не волнуйтесь, мистер Джон. У миссис Анны слабые нервы, но всё будет хорошо…
Кейти Миддлтон всё это время сидела с полуоткрытым ртом, то и дело кидая совершенно возмутительные, по мнению Молли, взгляды на Медведя.
На
– Это тебя надо отпускать? – Таньша воззрилась на Кейти.
– М-меня, – кивнула та, заметно вздрогнув. – К-к м-маме…
– Но, мисс Миддлтон, как же вы очутились в Департаменте? Что с вами случилось? Сонная болезнь, вы сказали; вас туда отправил лечащий врач? – Папа взял инициативу на себя. Похоже, нотации Волки ему не очень нравились.
– Ну… – потупилась Кейти, не забыв, однако, стрельнуть глазками в Медведя, – мне стало очень тяжело просыпаться… Кошмары стали сниться… Сил никаких не было… Есть ничего неохота… Мама вызвала нашего доктора, вы, мистер Блэкуотер, его знаете, доктора Крауса…
– Конечно, знаю. Джеймс прекрасный врач.
– Он и сказал… что это она… и сам оповестил Департамент… Они приехали… забрали меня… Были очень вежливы, сказали, лучшая лечебница… Меня смогут навещать…
– И что же?
– Ну-у, нас там сперва много было… девочек…
Молли вспомнила два ряда кроватей, разгороженных ширмами. Десятка два, если не три, наверное. И все пустые.
– И врачи были… Кормили… Кто не хотел, тому трубки к руке присоединяли… через иголки что-то вливали… Мне тоже…
Она резко задрала рукав, показывая тёмный синяк на внутреннем сгибе левой руки.
– Но… девчонкам всё хуже становилось… Совсем вялые… лежали… их уводили куда-то, нам говорили – на процедуры… Потом приносили… на носилках…
– А ты почему такая бодрая? – Молли сама удивилась злости в резком своём вопросе. – Скачешь, ровно коза!
Кейти вздрогнула и заёрзала, словно стараясь отодвинуться подальше.
– Я… меня… мне вливали лекарства, говорили, что на меня они хорошо действуют… Лучше, чем на других… Что я вообще крепкая и здоровая…
– Вот именно, – проворчала Молли. И добавила, вспомнив одно из выраженьиц госпожи Старшей: – Пахать на тебе можно!
Кейти поджала губы, но возражать или язвить не дерзнула.
– А потом почти все… почти всех… Их увозили, и они не возвращались, – шмыгнула носом Кейт. – Пока я не осталась одна…
– Но как протекало заболевание? – встрял папа. – Сонная болезнь отличается, увы, высокой летальностью, это факт; что вы чувствовали, мисс Миддлтон?
Кейти пожала плечиками, вновь затрепетала ресницами в сторону Медведя.
– Ничего, доктор. Слабая была очень. Есть ничего не могла. Пить тоже. Тошнило. А потом, когда стали вливать лекарство, да, получше стало. Другим девочкам тоже поначалу легче становилось, а вот после – резко хуже… и… И всё, я их больше уже и не видела…
Она вновь захлюпала носом и как бы украдкой вытерла глаза.
