пылью, не то туманом, жадно вбиравшим в себя, поглощавшим и рассеивавшим слепящие лучи.
Сама же Молли застыла – из-за баррикады, из отдаления, доносился яростный рёв Медведя, они с Волкой уже дрались, дрались не на жизнь, а на смерть, даже не за себя, а за её, Молли, родителей, за её братца… даже за эту несчастную Кейти Миддлтон, так некстати им подвернувшуюся!
Они дерутся – а она стоит!
«Потому что сперва думай, а потом уже делай! – ворчливо сказала госпожа Старшая. – А не то ремня получишь! И так наворотила – вовек не разгрес-ти!»
Молли покрутила головой. Ей кажется, ей всё это кажется – если бы госпожа Старшая действительно говорила с ней, она помогла бы больше, подсказала бы, посоветовала…
Один из егерей вдруг подскочил на месте, выронил винтовку, заорал благим матом; другой отпрыгнул тоже, лихорадочно передёргивая затвор.
– А-а-а-а!!! Тварь! Ы-ы-у-о-о!
Молли сорвалась с места.
Мелькнул зелёный чешуйчатый хвост, вмиг смахнувший оба ярких фонаря, резавших беззащитный мрак, вернулся привычный серый полусвет; Молли мчалась прямо на оравших егерей, причём двое крепких и сильных мужчин, судя по их крикам, терпели изрядный урон от «невесть откуда взявшейся твари».
Один из егерей с яростным воплем боли опрокинулся, другой размахнулся прикладом – и в самый последний момент заметил Молли, дёрнулся, пытаясь вскинуть винтовку обратно к плечу, но опоздал.
Локоть-ладонь – и с пальцев сорвался поток мгновенно твердеющего льда, ударил стрелку в грудь, выбил винтовку и обратил приклад с ложей в груду щепок.
Через баррикаду она перелетела словно на крыльях, почти её и не заметив. Сбитого с ног егеря отбросило к стене, и он, похоже, потерял сознание; второй извивался и вопил, а у самого горла его клацали челюсти невиданного страшилища – голова крокодила, тело извивается, словно у душащего жертву удава.
Завидев Молли, Ярина вдруг боднула опрокинутого егеря в лоб внезапно выросшими у неё на голове рогами. Солдат потерял сознание. Жуткие челюсти сомкнулись на середине винтовки, играючи перекусив её пополам.
Чудище весело подмигнуло Молли. И устремилось вперёд, стелясь по полу тоннеля.
Эти места, подле самого убежища Билла Мюррея, Молли знала хорошо. Здесь тоннели должны были уже кишеть солдатами… и пэры…
– Стоять! – гаркнуло им гулкое эхо. Впереди вспыхнули прожектора. Ярина извернулась, многоногой ящеркой ловко юркнув в какую-то щель; а Молли застыла. Прожектора били прямо в лицо, она ничего не видела; и, ощущая, что балансирует уже не на краю, а за краем огненной бездны, на одной ненависти и страхе, не думая, метнула вперёд словно бы сгусток собственной крови.
Страшен?! Ну так бойтесь!
Она даже не знала, что именно сорвалось с её рук. Боль пронзила всю её, от макушки до пяток, но Молли даже обрадовалась. Если за магию нужно платить болью, что ж, она согласна.
Грохот, давящая тьма, крики. Прожектора погасли, словно задутые ветром свечи, а Молли нырнула в сторону, сжалась – и вовремя, потому что совсем рядом свистнули шприцы, которыми Департамент упорно пытался её усыпить.
– Браво, мисс Моллинэр! – скрипучий и злой голос герцога. Бедфорд! – Кажется, мы с вами в прошлый раз не закончили. Давайте, давайте сюда, я жду! Пока мои уважаемые коллеги разбираются с вашими друзьями-варварами, мы с вами…
Молли устала. Безумно устала.
– Пора прекращать эту нелепую распрю, мисс Моллинэр. – Злость из голоса герцога уходила, он овладевал собой или, по крайней мере, делал вид, что овладевал. – В отношении вас была допущена… или были допущены… грубейшая ошибка и вопиющая несправедливость. Давайте прекратим эти глупости, по вашей милости уже погибло немало офицеров Департамента. Хватит смертей. Ваши родители и ваши друзья могут уходить на все четыре стороны. Их никто не будет преследовать. Они нам не нужны… Мы повторяем это вам снова и снова, мисс. Пора уже прислушаться.
О сапожок Молли аккуратно поскреблась крошечная серая мышка, совершенно незаметная в сгустившемся подземном тумане. Молли поняла, привалилась к стене, и Ярина возникла позади неё, сжавшись в такой плотный комочек, что казалось, уместится в рюкзаке.
