– Пошли, – она дёрнула брата за руку. – Только тихо. Надо наверх лезть, на ту сторону… И… Билли, ты ничего не…
– Не, – помотал головой братец. – Ничего.
– Тогда идём себе. – Молли боролась с настойчивым желанием сорваться с места, бросившись через весь зал к ведущим наверх изломанным рельсам, свисавшим с другой стороны провала.
Они пошли. Вернее, принялись пробираться средь хаоса валов, шкивов, почему-то оголённых червячных передач, громадных цилиндров с застывшими поршнями, кривошипов, цепных трансмиссий и уж совсем неопознаваемых деталей. Старое, лежалое, мёртвое железо. Даже Билли слегка успокоился и перестал дрожать.
Молли старалась не думать про дрезину. Страшно, не страшно, а вперёд иди. Так учили и Младшая, и Средняя, и Старшая, все три сестры-волшебницы Rooskies.
Но ведь не зря она тут пронеслась, ой не зря! Что-то она после себя оставила… след… едва неуловимый… тающий, но в то же время и стойкий… ускользает, ускользает, но никак не ускользнёт.
Локоть-ладонь, ну пожалуйста, ну хоть немного, – пальцы!
Молли резко остановилась, впечатав правый локоть в запылённый чугун кожуха какой-то передачи.
Больно внутри, как же больно! Словно высосало из неё всю силу…
Но как же так? Куда могла деться магия? Почему с ней, Молли, вообще случилось это после Мстиславля? Всё потратила? Но разве говорила об этом хоть слово госпожа Старшая? Или магия – она как мускулы? Устала?
Нет, конечно! Магия же вернулась к ней, когда она пыталась защитить братика от пустоглазов, – кстати, куда они подевались? Тут-то, да ещё при такой дрезине, им самое место…
– Молли, что ты…
– Погоди! – шикнула на Билли сестра. Локоть-ладонь-пальцы, ну же, давай!..
Из глаз потекли слёзы, сами по себе, словно под сильным ветром. Качнулись в узком луче фонаря валы, шкивы и шестерни. Знакомое тепло едва ощутимо стекало с кончиков пальцев – крохи, капли, невесомая пыль.
Молли словно тянула из себя живую жилу. Эх, нет здесь Волки, помогла бы…
Но и нескольких капель тёплой магии хватило.
Она увидела след. Мерцающий жемчужный след, повисший над провалом, над одним и над другим. Молли заметила его только потому, что очень хотела заметить, – особых чар, чтобы «делать видимое невидимым», она не знала. Просто её магия взмыла к потолку, распадаясь и рассеиваясь; и, подобно железным опилкам вдоль силовых линий магнита, она очертила незримые рельсы, перенёсшие загадочную дрезину через пропасть.
Очертила – и осела вниз, на глазах впитываясь в мёртвое железо. Молли почувствовала, как у неё пресеклось дыхание. Ой-ой- ой, это ещё почему?!
Глухо скрипнуло за их спинами зубчатое колесо. Зловеще зашипел пар справа и слева. Провернулись со скрежетом старые вентили, соединяя то, что должно быть соединено.
– Бежим! – завопил вдруг братец.
Он вновь учуял тревогу первым.
На Молли обрушилась волна дурноты. Дурноты и слепого давящего ужаса. Словно заблудившаяся дрезина вдруг оказалась прямо перед ними.
Повсюду – спереди, сзади, сбоку – шумело, шипело, шелестело, шуршало, лязгало. Железо оживало, со скрежетом заводились давно застывшие механизмы, проворачивались маховики, зубцы шестерён с остервенением вгрызались друг в друга, спеша передать рождённый неведомо где импульс.
Билли тонко заверещал, слепо кинулся вперёд, Молли за ним. Её душил ужас, не было сил остановиться и оглядеться; а впереди решётки ферм вдруг зашевелились, громко скребя по бетону ржавыми краями. Железные площадки под ногами дрогнули, справа и слева поднимались какие-то конструкции, раздвигались стальные пластины, крутились жернова маховиков, с клацаньем входили друг в друга замки, проворачивались затворы, накрепко запирая каналы, и воздух потрескивал от разлитой вокруг магии. Откуда она тут взялась?!.
Это было как в пещере Зверя Земли. И здесь даже имелся свой собственный Зверь, только совсем-совсем другой.
Шипели и шелестели тяги, с лязгом состыковывались трубы, закручивались словно сами собой болты и гайки на фланцах. Над самыми головами беглецов пронеслось нечто вроде решетчатой конечности, наполненной трубами и шлангами; стальная трёхпалая рука зловеще клацнула многосуставчатыми пальцами, выпуская пар из сочленений.
Узкий, словно шпага, луч фонаря метался по грудам оживающего железа, выхватывал из тьмы ползущие рычаги, сдвигающиеся
