гарь, копоть висели в недвижном воздухе, и горожане не снимали очки и маски.
На девочке было длинное добротное пальто, шапочка с модными очками, элегантная маска, расшитая бисером. Рука в серой перчатке сжимала корзинку, содержимое прикрыто полотенцами.
До работного дома её подвёз наёмный локомобиль. Выходя, мисс надменно, как истинная леди, расплатилась с водителем, оставив щедрые чаевые. Подошла к высоким, наглухо запертым дверям работного дома – угрюмого серого здания в три этажа, с решётками на всех окнах – и решительно позвонила.
Хлопнуло окошечко, раскрываясь. Появились удивлённые глаза надзирателя. Щёлкнул замок, створки распахнулись.
– Чем могу служить, мисс? – Охранник был высок, пузат, на красном лице – маленькие глазки, отнюдь не блиставшие, как говорится, умом или сообразительностью.
– Я из общества «Девы и матроны Норд-Йорка за просвещение», – сладким голоском проговорила девочка из-под маски. – Вам должно было прийти письмо на мой счёт.
– Письмо? Какое письмо? – растерялся надзиратель. – Простите, мисс, но я…
– Может, вы таки не будете держать меня на пороге? – Надменности в голосе гостьи хватило бы на весь двор Её Величества.
– О, прошу прощения, мисс! – спохватился надзиратель. – Входите, входите, конечно же…
– Благодарю, – поджала губы мисс.
Стражник широко распахнул обе створки. За ними открылась унылая серая передняя, правда, весьма обширная. На голых стенах – потемневшие портреты каких-то престарелых леди и джентльменов, надо полагать – попечителей работного дома. Стояла пара деревянных скамей, какой-то комод; из передней вели три двери: в глубь дома, вправо и влево.
– Сейчас позову старшего, – угодливо поклонился надзиратель девочке, стоявшей с крайне недовольным видом и даже не снявшей перчаток. – Позвольте, как вас представить, мисс, э-э-э…
– Мисс Норвич. Мисс Эвелина Норвич, – холодно отозвалась девочка. – Вот моя визитка.
– Да-да-да, – волновался надзиратель. – Сейчас же вручу! Прошу подождать совсем чуть-чуть, мисс Норвич… Простите, никто не ожидал…
Немного погодя из двери, что вела в глубь здания, появился старший надзиратель: с необъятным пузом, рыжими, как у многих в Норд-Йорке, усами и серебристым шевроном на рукаве. Надо сказать, шевроном весьма засаленным.
– Мисс Эвелина!
– Вы получали письмо, мистер Грей? – Холодности тона могли бы позавидовать самые благородные из благородных дам Норд- Йорка. Надзиратель не представился, тем не менее девочка знала его по фамилии.
– Письмо?.. – На усатой физиономии старшего надзирателя отразилась напряжённая работа мысли. – Простите, мисс, а откуда вы меня…
– Наше общество помогает работным домам, разве вы не знали? Разумеется, нам известны все, кто там служит! – раздражённо, как нерадивому слуге, бросила мисс, назвавшаяся Эвелиной Норвич. – Вы – мистер Бенджамин Грей, и вам должно было поступить письмо!
– Письмо?.. – в полном ступоре повторил мистер Бенджамин Грей.
– Ну да, письмо, мистер Грей. – Девочка вскинула подбородок. – Что я, мисс Эвелина Норвич, приду к вам от имени нашего общества, узнать имена наиболее нуждающихся, составить списки… Не могу поверить, что вы забыли!
– Письмо… письмо… – бормотал совершенно, целиком и полностью сбитый с толку мистер Грей. – Питер! Эй, Пит! Письмо… от общества… приходило?
Второй надзиратель, тот самый, что открыл двери гостье, рысцой ускакал за дверь. Торопливо зашелестела бумага.
– Есть, мистер Грей! – донеслось приглушённое. – Браун с утра дежурил, он небось принял и бросил, не расписался, в журнал не внёс…
– То есть у вас ничего не готово, – недовольно подытожила девочка. Гонору и надменности в ней сейчас было столько, что оба немолодых надзирателя, сами не зная почему, так и норовили встать по стойке «смирно».
– Э-э-э… прошу простить, мисс Норвич, но всё-таки визит ваш… Вы крайне юны, пожаловали к нам одна, в этой части города, без сопровождающих…
– Сегодня воскресенье, – нимало не смутилась гостья. – Что может грозить мне здесь, в вашем обществе, мистер Грей?
– О, ничего, конечно же, мисс, ничего! – выпятил грудь старший надзиратель. – Но просто… депутации обычно к нам приходят в куда большем числе…
