шестеренчатые передачи. Крутя рукоять, можно было наматывать на них веревку, к которой люди с другого берега привязывали тюки с товаром.
– Сама додумалась?
Она гордо кивнула.
– Я это… ну, типа знаешь. Развернутая для своего возраста.
– Ага, – проворчал он. – Как газета, не меньше. И зачем ты мне врешь?
– Я?
– Девушка, ты настолько глупа, что и собственных пальцев сосчитать не сумеешь, а потому не нужно мне здесь по ушам ездить.
– Вот так? – фыркнула она, заглатывая крючок, словно голодный пильщик – ребенка.
– Вот так. Откуда ты узнала об использовании перевалочной станции?
Она надулась, но не принялась, как раньше, сразу же обзывать его. А значит, он был прав. Читал в ней, словно в раскрытой книге.
– В том самом борделе, в котором твоя старуха дает, – проворчала она наконец, после того, как попыталась сосчитать – без особого успеха – свои пальцы.
– Ну понятно, – сказал он, поднимаясь.
Дальнейший разговор с Искрой смысла не имел. Если он хочет добраться до Мяста до заката, пора отправляться в дорогу.
– Эй, ты что вытворяешь? – девушка тоже вскочила на ноги. – Отдавай моего шарика!
– Ты уже достаточно сожрала, – отмахнулся он. – А за брехню я не кормлю.
– Я не брешу! – в голосе ее звучало искреннее раскаяние. – Ладно, это была не моя траектория. Я подслушала, как наш предводитель с курьером говорит. Но все остальное – чистая правда.
– Да? И откуда ты знаешь, что атака на епископа – это не уловка сверхпапы, чтобы напугать окрестных уцелевших и не поглотить, наконец, ваши анклавы?
– Хотя бы оттуда, что я сама видела поджаренный огрызок епископа, – ответила Искра, недовольно кривясь. – Был, видать, скверный на вкус, а может, побрезговали, но морду ему не тронули. Поэтому я уверена, что это тот же чувак, что втирал нам за пару дней до того о небе.
– Да конечно. Так тебе и показали труп прирезанного епископа…
– Серьезно, – ударила она себя в плоскую грудь. – Его чуть ли не по всем пограничным анклавам провезли, с огромной помпой, как реликвию, – она говорила, не сводя взгляда с рюкзака, в котором снова исчезал кусок мяса.
– Ты невозможна, – покачал он головой, позвав жестом Немого.
– Спокуха. А как же иначе они набрали бы людей в крестовый поход?
– Какой-такой крестовый поход? – Учитель взглянул на девушку повнимательней.
– А как ты, мужик, думаешь, отчего я по-тихому из анклава свалила? Нынче ночью к нашему судье Наемник пришел, предводитель наш, и привел к нему несколько церковных важняков.
– А что ты в боксе судьи делала? – нахмурился Помнящий.
– Работала, если это тебя так интересует. Я предприимчивая.
– Понятно. Говори дальше.
– Слышала я через стену, как они о какой-то сверхпапской быле говорят.
– Булле.
Девчонка глянула на него с вызовом.
– Ты, дед, небось какой-то головной болячкой страдаешь. Ничего странного, что у тебя и все волосья повылезли. На говне только шампиньоны хорошо растут, чем бы они ни были…
– Что там с буллой?
– Не знаю, сказали только, что папа Томаш Третий объявил Святую Войну. Утром его гвардейцы должны окружить все приграничные анклавы. Согласно подписанным Виарусом и его парнями тракторам о взаимной помощи, церковное государство посылает в Армию Бога каждого, кто способен носить оружие.
Святая Война. Два этих коротких слова все меняли.
Учитель отложил рюкзак. Щурясь, поглядывал внимательно на девушку, стараясь увидеть хотя бы тень фальши в ее зеленых глазах. Но не нашел там этого. Была она задиристой, факт, но при том глупой как пробка и врать не умела. Он заметил это уже в
