Она ничего не говорит, только таращится на мое окровавленное лицо. Микроскопические дроны останавливают кровотечение, хаб вырубает болевые рецепторы. Я, может быть, и выгляжу ужасно, но чувствую себя превосходно.
Пробираюсь в кабину и бухаюсь на место второго пилота. Тот мгновенно меня узнает.
Это лейтенант Боб. Тот самый, которому я сломала палец во время «побега» с Бритвой и Чашкой.
– Мать твою, это ты! – вопит он.
– Прямиком из могилы! – кричу я, и это не в переносном смысле. Показываю пальцем в ноги. – Сажай нас!
– Пошла ты!
Реагирую не задумываясь. Хаб все решает за меня. И это самое жуткое в двенадцатой системе: я больше не знаю, где кончается она и начинаюсь я. Не человек и не инопланетянин, то и другое. Что-то во мне освободилось, вырвалось на волю.
А потом до меня доходит: самое ценное у любого пилота – зрение.
Я срываю с него шлем и бью большим пальцем в глаз. Боб дергает ногами, пытается схватить меня за руку. Вертолет ныряет. Я перехватываю кисть и кладу обратно на рычаг, а сама начинаю «подпитывать». Дарю вместо паники – уверенность, вместо страха – покой, вместо боли – комфорт.
Боб у меня как на ладони, и я знаю, что он не собирается изображать из себя камикадзе. Мне ясны желания, в которых он даже себе не признается, и желания умирать в нем нет.
И еще он уверен, что без меня ему не выжить.
57
Зомби был прав, когда много месяцев назад сказал, что из всех убежищ во времена апокалипсиса пещеры Уэст-Либерти – самые крутые.
Неудивительно, что глушитель-священник остановил свой выбор именно на них.
Галлоны пресной воды. Целая пещера с консервами и сухими продуктами. Лекарства, постельные принадлежности, канистры с топливом, бензином и керосином. Одежда, инструменты, а взрывчатки и оружия столько, что хватит на небольшую армию. Идеальное убежище, даже уютное, если не обращать внимания на запах.
Пещеры Огайо провоняли кровью.
В самой большой хуже всего. Она глубже остальных, там сыро и очень плохая вентиляция. Запах не выветривается, да и кровь никуда не делась. При свете фонарей каменный пол до сих пор отливает малиновым цветом.
Бойню он устроил именно в этой пещере. Лжесвященник либо взорвал здесь осколочно-фугасный снаряд, либо потрошил свои жертвы одну за другой. Возле стены мы нашли спальный мешок, стопку книг (включая потрепанную Библию), керосиновую лампу, мешок с туалетными принадлежностями и четки.
– Из всех пещер он выбрал именно эту, – выдыхает Зомби. – Проклятый псих.
– Он не псих, Зомби, – говорю я. – Он больной. Его еще до рождения инфицировали. Об этом лучше так думать.
Зомби медленно кивает:
– Ты права. Так лучше.
Мы обработали и перевязали рану пилота Боба, ввели ему антибиотики с лошадиной дозой морфина и оставили с Кэсси и детьми в одной из пещер. Сегодня Боб уже не сможет никуда полететь. Дотянул до пещер на пределе своих возможностей, но я сидела рядом и держала его в спокойном сосредоточенном состоянии. Его балласт и якорь.
Мы с Зомби возвращаемся по узким переходам на поверхность. Он бредет, опираясь на мое плечо, неловко переставляет раненую ногу и с каждым шагом морщится. Я мысленно делаю заметку – не забыть осмотреть рану перед уходом. Пулю лучше извлечь, но боюсь, что эта операция принесет больше вреда, чем пользы. У нас есть антибиотики, но риск заражения все равно велик, а если задеть артерию, то вообще катастрофа.
– Вниз ведут всего два прохода, – говорит Зомби. – Это нам на руку. Заблокируем один, и пост придется выставить только у одного.
– Правильно.
– Как по-твоему, мы достаточно далеко от Эрбаны?
– Достаточно далеко для чего?
– Для того, чтобы не испариться.
Зомби улыбается, и его зубы при свете фонаря блестят необычно ярко.
– Не знаю, – отвечаю.
– Знаешь, чего я боюсь, Рингер? Ты вроде знаешь больше любого из нас, но, когда возникает какой-нибудь насущный вопрос –
