– Умри.
– Умри.
– Тише, Натан. Это просто сон. Тише. Все в порядке. Ты в безопасности.
И мне хочется плакать. Я хочу, чтобы снова наступила темнота.
– Я не хочу туда больше.
– Тише. Все хорошо, Натан, тише.
Габриэль. Я что-то хотел ему сказать, только вот забыл что. Я пытаюсь пошевелить рукой, но она такая тяжелая.
– Лежи, Натан. Отдыхай.
Мне надо двигаться. Что-то делать. Куда-то идти.
– Натан. Отдыхай. Постарайся успокоиться.
Я не умер. Жаль, что я не умер. Я не хочу больше в камеру.
Темно. Я смотрю вверх и вижу полную луну.
– Габриэль?
– Я здесь.
– Габриэль.
– Все в порядке. Ты был болен. Теперь тебе лучше.
– Почему я не могу лечиться?
– Ты лечишься, Натан. Потихоньку. Яда было очень много. И пуля особенная. Постарайся лежать тихо. Пожалуйста.
– Я бы мог… – Но я сам не знаю, что бы я мог. Забыл. Небо светлеет.
– Габриэль?
– Да, я здесь. – Я чувствую, как движется его рука, пальцы сплетаются с моими.
– Не уходи.
Он обнимает меня и осторожно кладет голову мне на грудь, сбоку. Я чувствую его дыхание на своей шее, и это так хорошо. Он такой хороший.
– Я хотел сказать, не уходи от меня никогда.
– Я знаю, Натан. Я не уйду.
– Я так хотел умереть.
Он шепчет:
– А теперь отдыхай. Спи.
Он остается со мной, и мне так хорошо от того, что он дышит рядом. И тут я вспоминаю, что бы я мог сделать. Это же просто. Я мог бы убить их всех.
Усталость
Я просыпаюсь и вижу над собой небо. Оно бледно-голубое. В нем верхушки деревьев. Лицо Аррана. Это наяву. Не во сне. Я не в камере. Я не убивал Охотников. Это был просто яд, сильнее, чем тот, в Женеве, но все же всего лишь яд.
– Не пытайся пошевелиться, – говорит Арран.
– Габриэль?
– Я здесь. – И он касается моей руки. Только тогда я понимаю, что у меня нет сил повернуть голову.
– Выглядишь уже лучше, – говорит Арран. – А как себя чувствуешь?
Я задумываюсь и отвечаю:
– Лучше. Но не здорово. – Даже говорить трудно. – Я устал.
– Я должен проверить. – И Арран осторожно приподнимает повязки у меня на животе. – Заживает. Но медленно. Пулю из тебя вынули, а яд остался. Ты должен сам его изгнать. Сам себя вылечить. Сможешь?
Я сосредоточиваюсь на лечении. Ничего не получается.
– Не работает, – бормочу я еле слышно.
– Ничего, заработает. Ты не потерял способность лечиться, просто растратил всю свою энергию. Тебе нужен отдых, нужно время.
И Арран кладет на мои раны какую-то холодную дрянь, а поверх нее – свежие повязки. Габриэлю он говорит:
– На ночь я дам ему еще зелья, это поможет ему спать. Постарайся не давать ему двигаться. – Потом добавляет для меня: – Ты поправишься, Натан. Только не надо торопиться.
