– Миссис Краун, – произнес голос. – Я счастлива, что вы теперь в безопасности.
Джулия повернула голову.
– А, это вы, детектив Уинн. Очень рада вас видеть.
– Жаль, что при таких обстоятельствах, – улыбнулась та. – Слышала, вам пришлось солоно.
– Ага, – подтвердила Джулия. – Сами знаете, как это бывает. Полоса черная, полоса белая. Та, в которую я угодила, явно не была белой, но ничего, я справилась. Вот она я, целая и почти невредимая.
Джулия понимала, что разболталась под влиянием наркотиков, но ее это не заботило. Ее ничего не заботило, кроме, может быть, Анны, но с Анной все было в порядке. Или все будет в порядке.
– Да, – согласилась Уинн. – Живая и почти невредимая. Но, кажется, за вами пришли врачи. Насколько я вижу, работенка им предстоит та еще. Как, впрочем, и мне, но об этом мы поговорим позже, когда вы… Когда вы будете чувствовать себя лучше. Я просто хотела дать вам знать, что я – здесь.
– Ага, – повторила Джулия. – Потом поговорим.
Каталка снова двинулась и въехала в большую чистую комнату. Медсестра поправила ей иглу в руке, затем Джулию переложили на стол, сделали рентген, потом снова вернули на каталку и перевезли в другую большую и чистую комнату. Там ждала улыбающаяся женщина лет пятидесяти с небольшим, немного напоминающая Эдну. Она сказала Джулии, что все будет хорошо, и врачи принялись осматривать ее кисть и бедро, потом сверху появилось чье-то лицо и чей-то голос произнес: «Я – анестезиолог», – после чего Джулия начала проваливаться в сон, сон, сон…
Первое, о чем она подумала, когда проснулась, так это о том, что в горле пересохло, и хорошо бы сейчас стакан холодного, шоколадного молока. Довольно странно, потому что последний раз шоколадное молоко она пила в детстве.
Но сейчас ей хотелось именно шоколадного молока, ужасно хотелось.
Затем она удивилась, что, черт возьми, происходило с ее телом? Оно пульсировало в такт биению сердца. Пульсация начиналась где-то под левой лопаткой, доходя до правого бедра. В руку же словно кто-то размеренно втыкал иголки. И тогда она все вспомнила. Как размозжила себе кисть, сидя в «тайнике священника», как злобная гадина Эдна ударила ее молотком по ноге и вонзила в спину очень острый японский нож. И как потом приехала Джилл и спасла ее, а Эдна куда-то убежала.
Джулия услышала, как открылась дверь. Раздался быстрый топоток, и детский голосок воскликнул:
– Мамочка! Я принесла тебе цветочки!
Сунув Джулии букетик гвоздик, Анна принялась карабкаться на кровать.
– Осторожно! – предупредил Брайан. – Мамочку сейчас тревожить нельзя.
Он подхватил дочь и усадил ее на колени.
– Привет, – поздоровался он. – Медсестры сказали, что ты очнулась.
Лицо у него посерело и осунулось, в глазах еще стоял ужас.
– Я знаю о… – Брайан запнулся, и Джулия поняла, что он не может выговорить слово «мама». – Знаю об Эдне, – он опустил глаза, весь как-то съежился, его плечи поникли, словно у сломанной куклы. – Прости.
– Ты ведь ни в чем не виноват, – ответила Джулия. – А моя маленькая девочка не хочет поцеловать свою мамочку?
Анна спрыгнула с колен Брайана и привстала на цыпочки у кровати. Ее теплые мягкие губы прижались к щеке Джулии, и это прикосновение стало самым ярким, самым исцеляющим впечатлением, которое она когда-либо переживала.
– Не оставишь меня с нею наедине? – попросила она Брайана.
– Конечно-конечно, – тот вскочил. – Может, тебе что-нибудь нужно? – спросил он заискивающим, извиняющимся тоном.
Джулия хотела было отказаться, но затем сообразила, что он действительно может кое-что для нее сделать.
– Если ты раздобудешь немного шоколадного молока, это будет здорово, – сказала она.
Он вернулся через полчаса вместе с Джилл и пакетом из «Теско». Извлек из него целый галлон шоколадного молока.
– Вот, – произнес Брайан, наполняя стакан. – Нам надо поговорить. А Джилл пока побудет с Анной, если ты не против.
– Я не против, все в порядке. – Джулия поцеловала Анну и сделала большой глоток молока. Она надеялась, что теперь все всегда будет в порядке.
