Вздыхаю. Нет, я не могу явиться в таком состоянии к Терену. Сущий ягненок. Поворачиваюсь к Раффаэле:
– Сначала ты говорил, что я должна научиться управлять своими способностями и только потом меня примут в Общество. Но как я могу учиться, если я все время отделена от других?
Лицо Раффаэле остается спокойным, но в глазах я замечаю проблеск настороженности, что ли?
– Сегодня твое честолюбие похоже на лошадь, что вырвалась из конюшни. Тебе хотелось бы нырнуть в ситуации, к которым ты пока еще не готова. Это было бы самым надежным способом погубить достигнутое и отбросить тебя назад. Терпение, – уже тверже говорит он.
«И осторожность, – мысленно добавляю я. – Будь осторожна, Аделина. Очень осторожна. Тебе ни в коем случае нельзя вызывать у Раффаэле подозрения».
– Почему я могу вызывать свою силу, лишь когда мне что-то угрожает? – шепотом спрашиваю я.
Краешком глаза вижу, что Энцо уходит. Досадливо опускаю плечи.
– Позволь тебе напомнить один случай из истории, – говорит Раффаэле. – Сто лет назад бельданцы попытались вторгнуться на наши северные острова. Жалкая, обреченная горстка кенеттранских солдат – их было всего сорок человек – ухитрялась отбивать атаки противника, имевшего десятикратное численное превосходство. Эти храбрецы подарили нам драгоценное время, чтобы пополнить ряды нашей армии и уничтожить захватчиков. Иногда твое тело дает тебе необыкновенную силу, которую ты никак не можшь заполучить при обычных обстоятельствах. Ты это имела в виду?
Я киваю. Битва за остров Кордонну известна каждому школяру. О ней слагались многочисленные баллады.
– Твое дарование действует схожим образом. Наши солдаты оказались тогда в безвыходном положении. Вот и ты, когда страх или гнев ставят тебя в безвыходное положение, пробуждаешь свое дарование. Твоя сила возрастает стократно. Так происходит не у всех. У меня не так. А Похитительница Звезд черпает свою силу в радости. Стоит ей рассердиться или испугаться – и ее силы как не бывало. Но у тебя… – Раффаэле прислоняется к стене и задумчиво смотрит на меня. – Нам всего лишь необходимо понять, как ты можешь вызвать свою силу без того, чтобы когти смерти не впивались тебе в горло. Энцо очень не хочет, чтобы ради пробуждения этой силы ты рисковала жизнью.
Я тоже прислоняюсь к колонне. Меня разбирает смех. Если пробуждение моего дарования зависит от опасности, сейчас я должна была бы купаться в силе.
Раффаэле следит за мной с легкой улыбкой. От его улыбки у меня начинает колотиться сердце. Сегодня на нем одежда бледно- золотистого цвета. Лицо ничем не разукрашено, если не считать тонких полосок блестящей пудры на веках. Казалось бы, мелочь, но как подобные мелочи подчеркивают и усиливают его красоту. Я заметила: перед его очарованием не может устоять никто. Легкий наклон головы, и даже Ветроходец перестает язвительно усмехаться и краснеет. А когда Раффаэле поддразнивает Паука, тот смущенно кашляет и тоже краснеет. За последние дни я не раз замечала Раффаэле, провожавшего или встречавшего своих посетителей у входа. Вчера он был с красивой молодой женщиной. Позавчера – с обаятельным аристократом. Мне все равно, кто эти люди. Он очаровывал и мужчин, и женщин всего лишь улыбкой и движением глаз. Его посетители и посетительницы сгорали от желания. Со стороны казалось, что и он пылает к ним такой же любовью.
Раффаэле поднимает с пола несколько гладких камешков. Кладет их передо мной в ряд.
– Начнем с простого, – говорит он. – Найди применение своей внутренней тьме. Тьму вокруг будешь искать позже. – Он кивает на камешки. – Все они светло-серого цвета. Попробуй убедить меня, что они черные.
Внимательно разглядываю камешки.
Несколько минут я пытаюсь создать иллюзию, потом сокрушенно вздыхаю и поднимаю голову. Раффаэле ограничивается кивком.
– Не отчаивайся, дорогая Аделинетта. На первом испытании ты сумела пробиться к своей внутренней силе. Не торопись и продолжай.
Я опять сосредоточиваюсь на камешках. Закрываю глаз. Теперь мне легче отрешиться от посторонних звуков. Вместо них я оживляю в памяти ночь гибели отца. Мои мысли перетекают от него к сестре. Появляются воспоминания из нашего детства. Вспоминаю, как она любила закидывать мне прядки волос за уши, как днем засыпала у меня на плече, нежась в лучах теплого послеполуденного солнца. Картины мелькают и исчезают. Вижу сестру, свернувшуюся в углу тюремной камеры. Она лежит на охапке грязной соломы. У меня за спиной стоит Терен и что-то шепчет на ухо. Загоняет меня в ловушку. Я ощущаю болезненное шевеление
