Удивления тоже никто не испытывал. Молодой организм шёл на поправку и требовал того, в чём давно нуждался, решительно и категорично. Подобные «услуги» обычно даже подразумевались нанимателями. Однако от мужчин этого рода таких предложений ожидать не приходилось.
Найти девку для выздоравливающего молодого графа наверняка не стало бы серьёзной проблемой, но он отверг подобное сразу. Без объяснений.
К середине лета Александр окреп для разговора с отцом и с удочкой в руках, на тенистом крестьянском пруду попросил у отца разрешения жениться.
– Я не наследую. И ты можешь позволить мне эту слабость, отец, – сказал нарочито равнодушно, глядя на гладкую поверхность воды.
– Ты наследуешь другое, – медленно кивнул старший Сневерг. – Ты младший. На тебе самый груз. – Листик-поплавок дрогнул и нырнул. Николай дёрнул удочкой на себя и вверх.
В зарослях старых вётел противно вопили сойки.
– Она спасла меня. Этим многое сказано.
– И мы ей тоже очень благодарны. Ты чувствуешь именно это.
– Не стоит решать за меня, отец. И это чистая кровь. Сильная. Очень. Ты видишь. – Он провел руками перед собой, указывая на своё окрепшее тело. – Верь мне. Хотя бы сейчас. Это предопределено. Я убеждён. Не сравнивай. Не думай о другом. – Его голос, выдав напряжение, дрогнул.
– Сложно. – Отец сделал вторую подсечку, осторожно открепил карася от крючка и пожурил: – У тебя съели наживку. Совсем не клюёт.
Алекс качнул головой раздражённо:
– Это не блажь, отец. Боюсь, именно это ты и подумал.
– Подумал, – согласился Николай, щурясь от редких солнечных бликов. – А ты на моём месте что бы подумал? Как поступил бы хороший родитель? Скажи?
Алекс закрыл глаза и медленно вдохнул.
– Всё верно. Конечно, – прошептал осторожно. – Но в этот раз всё не так. И я… чувствую что-то. Опасность. И знаю, что надо скорее. Но надо непременно. Понимаешь? – взглянул с тревогой на своего старика.
Старший Сневерг бросил на сына короткий задумчивый взгляд.
– Понимаю. – И Алекс сдержанно с облегчением вздохнул. – Дай мне месяц. А лучше два. Если за это время не передумаешь, будет тебе моё благословение и добро. – И закинул удочку снова.
– Месяц, – повторил Александр.
– А лучше два, – напомнил старший Сневерг.
– И всё-таки надо спешить.
– Ну теперь-то уж чего торопиться? – тихо засмеялся старый граф. – И, сынок, вдруг ты не заметил – она горбата.
– Исправлю, – мрачно буркнул Алекс и вытащил бестолковую удочку из воды.
Она принесла новости в конце августа. Он ждал их. Даже слишком. Выискивал во взгляде, в дыхании, в мыслях. И теперь, когда она вот так просто пришла и сказала, – сперва не поверил. Застыл, как охламон, нелепо приоткрыв в изумлении рот, будто дворовый мальчишка. А потом, опомнившись, сграбастал её в охапку, на руки и долго уже не отпускал. А она, конечно, страшно ругалась. Беспокоясь за его дурацкую рану. И он всё шептал, уткнувшись ей в волосы:
– Сашенька, милая. Ласковая, нежная. Дорогая. Радость, какая радость!
– Пусти же ты, глупый, – смеялась шёпотом в ответ. – Вдруг услышит кто.
– Сам прокричу. Пусть все знают!
– Не надо, – испугалась вдруг. – Не дело это, – прижала испуганно тонкую бледную ладошку к животу. И долго не опускала встревоженные глаза.
– Что? – спросил у неё шёпотом.
– Вдруг это передастся? – неровно дёрнула за плечо подбородком.
– Нет, – уверенно ответил Александр. – Но точно передастся другое, – вздохнул вдумчиво и добавил шёпотом в висок: – Я всё исправлю, не бойся, – поцеловал маленькую женщину очень осторожно, устроил удобно на коленях. – Думаю, мне надо кое-что тебе рассказать.
Кошка беззвучно мяукнула, боднула головой дверь, и та, полыхнув коротко зеленью, щёлкнула замком
